РЕЛИГИЯ В ПОСТСЕКУЛЯРНОЙ ЭПОХЕ

Печать

Александр БЕЛОКОБЫЛЬСКИЙ, Виктор ЛЕВИЦКИЙ

 

...Роль религии в глобальном противостоянии постсекулярной эпохи

 

Современность нельзя считать простым продолжением эпохи Просвещения, базирующейся на ценностях секулярного разума. Несмотря на то, что западная культура вышла из лона христианства в результате процессов рационализации и секуляризации, ее светскость сегодня находится под вопросом. Причем вопросом не внутренним, а внешним. В мире формируются цивилизационные проекты, замешанные на религиозных ценностей и бросающие вызов основаниям западной культуры. В свете этих вызовов западу приходится внимательнее относится к собственным ценностям и культурным альтернативам, а также создавать стратегии сосуществования в мире, утрачивающем культурную однополярность. Попытка очертить основные культурные альтернативы западного проекта и возможные пути минимизации напряженности между ними и западной культурой и является целью настоящей статьи.

Показательно, что для постсоветсткого интеллектуала понятие «секуляризация» практически не знакомо. Это отличает его от интеллектуала европейского, так как нормальный образованный европеец видит в современном этапе развития своего общества новый этап секуляризации латинской христианской культуры. Если взглянуть на историю Европы, то именно на рубеже I и II тысячелетий произошли кардинальные изменения, приведшие к рождению через несколько столетий новой, как мы говорим сегодня, модерной Европы. Эти изменения – формирование нового типа города, рождение университета и схоластической (т. е. «школьной») теологии, а также светского пространства общественных отношений стали следствием невиданного ранее единства европейской культуры, объединенной вокруг христианского учения, литургии и проповеди. Постепенно утрачивая религиозное наполнение, Европа превращалась в более-менее светское культурное пространство, со временем распространившееся на часть Америки, Азии, Австралию. 

Собственно распространение светского культурного пространства (сегодня обобщенно называемого Западом), имевшее в своей основе формирование нового типа коммуникации, и есть исторически первое проявление того процесса, который сегодня мы называем глобализацией. Необходимо обратить внимание и на то, что секуляризация как практически полное выхолащивание религиозных смыслов из культуры в истории человечества, в отличие от рационализации религии (нормального этапа в становлении любой развитой религиозной традиции), произошла в человеческой истории лишь однажды и именно в средневековом латинском христианстве [2]. В отличие от «нормальных» трансформаций религиозных традиций, происходивших в разные времена и на разных континентах, в процессе которых существующие религии изменялись или порождали новые религиозные движения, в Европе появился новый, нерелигиозный тип культурного бытия и общества. Это новое общество развивалось и расширялось в религиозной среде, в частности и христианской, с которой светский Запад сосуществует уже более трех столетий.

В отличие от религиозного и традиционного обществ, которые имели мифологические представления о мире и человеке, прошлом и будущем, светская западная цивилизация сформировала собственное понимание себя и мира. Светские представления сложились в результате рациональной «зачистки» христианского мировоззрения от религиозных и мифологических элементов. Вплоть до сегодняшнего дня западный человек верит (причем практически в религиозном смысле) в существование материального мира, появившегося в результате Большого взрыва, историю и прогресс, не замечая некоторой «неестественности» и бездоказательности этого «символа веры». 

Однако именно с этой верой было связано взрывоподобное развитие научного знания, а также знания технологического. Следует заметить, что технологический прогресс, следствием которого и стала индустриальная цивилизация, был связан не столько с научными открытиями, сколько со сменой способа видения мира [3, с. 51]. Именно в науке зародился подход, который мы практикуем до сегодняшнего дня и который разительно отличается от религиозного и традиционного: мы стремимся подчинить природу и изменить окружающий мир.

Собственно это – вера в существование подлежащего изучению, целенаправленному изменению и покорению мира, а также осуществляющего изучение/изменение/покорение человека (общества), и составляют сущность того универсального проекта развития человечества, который сформировался в границах западной цивилизации. Именно бытие в этом модерном проекте символизировало для Европы культуру в отличие от религиозного варварства. Против него, «религиозного варварства», был объявлен «крестовый поход», получивший название Просвещения. Крестоносцы разума, благодаря сплоченности и технологической вооруженности, сметали на своем пути архаические и разрозненные ряды своих религиозных оппонентов и расширяли ареал западного общества. 

Однако некоторые отрезки границы западной цивилизации оставались более-менее устойчивыми на протяжении столетий. Именно здесь, на востоке и юге Европы, в диалоге-войне-сосуществовании, заимствуя и переосмысливая западные новации, формировались религиозные ответы на западную экспансию. Речь идет о православном и исламском мирах, которые во многом повлияли на становление западного варианта христианства и самой западной культуры, однако оставались до поры до времени не секуляризированными. Именно они первыми, заимствуя теперь уже западные универсальные представления о мире и будущем, сформировали религиозные проекты глобального развития. От модерного проекта они отличались тем, что западный универсализм (ценностей, норм, представлений о правах человека, либеральных ценностях, конституционных правах, конституционизме и т. д.) заменялся на универсализм религиозный.

Сегодня можно уверенно говорить о, как минимум, трех альтернативах западного проекта – китайском, российском и исламском проектах глобального развития. Хотя они предлагают различные формы борьбы с западной гегемонией, каждая из сформированных альтернатив будет играть все более важную роль в будущем, и, возможно, инициирует формирование новых ценностно-мировоззренческих систем. Уже сегодня указанные проекты пренебрегают устоявшимися традициями в международных отношениях, например, запретом вмешательства во внутренние дела суверенных государств.

Важной особенностью современного этапа развития мир-системы является то, что указанные проекты, в их умеренном варианте, взяты на вооружение официальными структурами некоторых государств (таких, например, как Иран, Турция, Россия, Китай). Официальные правительства, руководствуясь соответствующими идеологиями, пытаются противостоять экспансии западной культуры и распространять собственные культурные приоритеты. В этой связи уместно вспомнить, например, центры фонда «Русский мир» и Института Конфуция, действующие по всему миру, а также исламские культурные центры, в частности, «Мериленд Кюллие», открытый в начале 2016 года Р.Т. Эрдоганом в США. Однако стоит отметить, что в это же время возникают и образования, которые открыто не признают и не придерживаются норм международного права. Наиболее известным примером такого рода следует считать так называемое Исламское государство.

Можно выделить несколько общих черт, присущих упомянутым альтернативным проектам: 1) принципиальное отрицание универсальности западных ценностей и предписаний; 2) интерпретацию западных ценностей как инструмента подчинения и эксплуатации других культур; 3) обращение к собственной истории и религиозным традициям в поиске собственных культурных ценностей и норм. Так, по поводу упадка западного образа жизни и проблематичности его ценностных оснований высказывались не только вдохновители «Русского мира», но и идеологи китайского проекта. Например, Президент Академии общественных наук Китая Ван Вейгуан подчеркивал в своих выступлениях, что Запад намеренно, но безосновательно выдает собственные ценности за общечеловеческие [6, с. 139]. Так же исламские страны, например, Турция, претендуют на собственную историческую и ценностную уникальность. Что же до сторонников радикального исламского проекта, то они вообще отказывают западным ценностям в каком бы то ни было позитивном содержании.

Незападные проекты опираются на религиозные и/или традиционные ценности и императивы, которые противопоставляются западным и рассматриваются как ответ на вызов секулярного взгляда на мир. В российском проекте речь идет о «православной традиции», «Святой Руси», которая должна стать базисом для формирования традиции цивилизационной или даже «цивилизационной общности». Традиционистскую и религиозную окраску имеют и китайские «сердцевинные социалистические ценностные взгляды», которые соответствуют не только марксистскому, но и конфуцианскому мировоззрению. Радикальный исламский проект ссылается на «суннитские ценности», хотя и не имеет при этом существенной поддержки со стороны официальных представителей мусульманских сообществ.
Общим знаменателем ценностно-мировоззренческих альтернатив западного образа культурной жизни, на основе которых формируются собственные проекты глобального развития, являются отрицание статуса верховного судьи, принадлежащего в сегодняшнем мире западному разуму. Западные стандарты мышления и оценки степени рациональности тех или иных элементов иных культур отбрасываются или существенно ограничиваются: для того, чтобы понять особенности российской/китайской/исламской цивилизации, необходимо подходить к ним в соответствии с теми критериями, которые были ими же сформулированы. Отказываясь равняться на Запад, альтернативные проекты претендуют на собственный кусок глобального пирога; они предлагают миру свои ценности, создают мощный мобилизационный ресурс и претендуют на лучшее будущее.

Необходимо понять, что реалии новой волны мобилизации пытаются отрицать эксклюзивное право собственности Запада на мировоззренческие ценности, но не могут отменить его силу и влияние. Можно представить нашу общественную жизнь как нечто, напоминающее морскую поверхность, по которой прокатываются большие и маленькие волны – но поверхность никогда не бывает полностью спокойной. Эти волны – глобальное влияние, оказываемое влиятельными игроками современного мира, в первую очередь, США и Европой. Мы ощущаем это влияние каждый день – политическое, экономическое и финансовое, информационное, ценностное. Эти влияния формируют глобальные течения современности, потому ни противостоять им, ни нарекать на них нет смысла. Понятно, что, распространяясь в информационном пространстве, они работают в первую очередь на «метрополию» – тот культурный центр, который их создает. Другое дело – необходимость понимать, что мера нашей свободы зависит от способности использовать эти течения как попутные или сознательно идти наперекор им по наименее затратной траектории. В пределах предложенной метафоры альтернативные квазерелигиозные проекты можно сравнить с мощными плавстредствами, которые пока еще не создают глобальных течений, но могут «резать волны» таким образом, что созданные ими цунами прокатываются по всему земному шару.

Альтернативные цивилизационные проекты используют религиозные смыслы и риторику именно для того, чтобы получить конкурентные преимущества в соревновании с Западом. Учитывая, что Европа и США имеют огромный потенциал влияния на людей, их оппоненты вынуждены сосредоточиться на наиболее уязвимой части человеческой природы – религиозных и мировоззренческих убеждениях. И тут очень кстати оказывается высвобожденная религиозность, которая в секулярном обществе остается невостребованной и активно канализируется заинтересованными силами в виртуальном пространстве социальных сетей и СМИ и направляется на поддержание квазирелигиозных цунами.

Вместе с тем, это уже не та религиозность, к которой мы привыкли и с которой научились иметь дело. Сегодня все большее распространение получает «контрсекулярная» религиозность, характерными признаками которой является антизападная направленность, пренебрежение религиозной традицией и аскезой, обостренное ожидание конца света [8]. Контрсекулярная религиозность мобилизует значительные массы людей на борьбу против светской цивилизации и ее ценностей. Естественной средой для подобного мировоззрения выступает виртуальная реальность с ее пренебрежением к конкретным территориям, этносам и их границам. Новейшие средства виртуальной коммуникации делают каждое сообщество потенциально глобальным, а идентификация человека как его представителя не требует физической включенности в общину. Добавим, что квазирелигиозные проекты вовсе не отказываются от западного инструментария влияния на адептов, идет ли речь о рекламе, сборе средств для финансирования своей деятельности, использовании СМИ и Интернета и т.д.
Например, если вспомнить донецкую весну 2014 года, то именно религиозные лозунги, символы, мероприятия, наименования были использованы для того, чтобы мобилизовать массы на борьбу со «злом» – бездуховным и секулярным Западом. С первых дней событий вокруг админсооружений (Донецкой областной государственной администрации и СБУ) начались крестные ходы, которые не были официально санкционированы ни одной из православных конфессий; на стенах взятой в осаду ДонОГА были размещены огромные баннеры с изображениями Спаса и Богородицы; среди донецких вооруженных формирований появились «Русская православная армия», «православный батальон «Восток», «Легион Святого Иштвана», «батальон Пресвятой Богородицы Августовской «Август» и др., а «Конституция ДНР» начиналась с констатации того, что «ДНР является частью Русского мира» [4, с. 37]. Не смотря на то, что со временем использование религиозной риторики стало менее заметным, она сыграла, возможно, определяющую роль в момент «тотальной мобилизации» 2014 года.

Важно также понять и то, что, став достоянием глобального мира, квазирелиггиозные идеологии превращаются в, так сказать, достояние человечества и могут использоваться кем угодно и где угодно. Если радикальные европейские социалисты пополняют ряды Исламского государства для того, чтобы бороться с ненавистным им Западом – они такие же законные участники проекта, как и какой-нибудь «казак Бабай», сколотивший вооруженный отряд для войны за «Святую Русь»: создав и поддержав новый ценностно-мировоззренческий проект, его авторы утрачивают право на эксклюзивное использование новой идеологии.

Таким образом, мир вступил в новый этап глобализации, для которого характерна утрата Западом, возможно, последнего преимущества – монополии на ценностные и мировоззренческие категории. Осознание этого факта спровоцировало новый виток глобальной конкуренции, теперь на уровне ценностно-мировоззренческих проектов глобального развития.

В свете поставленных вопросов наиболее последовательным будет обсудить переформатирование современного миропорядка в контексте теории «постсекулярности», под которой понимается исторический период, идущий на смену «секулярной эпохе», важной особенностью которой была абсолютизация принципов Просвещения. Речь идет о культуре, которая в силу внешних (вызовы со стороны квазирелигиозных сообществ) и внутренних (понимание собственной генетической связи с христианством) обстоятельств более не может игнорировать кардинальную значимость религиозной составляющей собственных культурных смыслов. Именно такая постсекулярная Европа – светское общество с вкраплениями слабоассимилированных религиозных анклавов и истончившейся прослойкой среднего класса – вынуждена противостоять новым вызовам.

Если даже оставить в стороне ситуацию в Украине как симптом обострения в столкновении цивилизаций, события последнего времени в Европе все равно вызывают обеспокоенность. Массовые протесты и революции, резкий рост популярности радикальных политических сил, рост напряжения вокруг вопроса европейского единства (включая, но не ограничиваясь, Brexit) ставят болезненные вопросы перед политиками. Отдельного внимания заслуживает трансформация политической аксиологии и действенности собственно политического инструментария решения общегосударственных и общеевропейских проблем. На смену политическим дебатам о роли государства в решении экономических проблем, сводившимся к спорам между сторонниками плановой экономики и рыночного неолиберализма, пришли иные формы политического дискурса. Эксперты отмечают рост проблематизации собственно демократических ценностей и европейского проекта, призывы к культивированию национальной, культурной и религиозной идентичности, возвращающие европейское общество к «призракам начала ХХ века» [5].

Однако и крах веры в политические пути решения собственных проблем – о чем свидетельствует стабильное падение явки на выборах всех уровней и падение рейтинга классических центристских партий с одновременным ростом популярности радикалов вроде «Народного фронта» (Франция), «Истинных финнов» или венгерской «Йоббик» (чьи программы иногда имеют неофашистский оттенок) свидетельствуют о ценностно-институциональном смещении в европейском обществе [7].

Проблематизация либерально-демократической модели социальной защиты, кризис общества всеобщего благоденствия, сокращение доходов, деградация среднего класса, увеличение количества иммигрантов, которые не желают безоговорочно принимать светские ценности – все это «монетизируется» в политические дивиденды тех сил, которые дестабилизируют ситуацию.

При этом проблемы в экономической, социальной и политической плоскостях являются проекциями общего состояния кризиса в европейском обществе. Ни одна из этих плоскостей не может быть признана первичной, общим знаменателем для других. Речь идет о различных измерениях сложного состояния социальной системы, только часть проблем которой может быть описана в экономических или политических терминах. Происходят колоссальные трансформации мышления и деятельности среднего европейца, и исследователи из различных областей практически единогласно указывают на проблему либерально-демократических ценностей и институций, которым если не сегодня, то уже в ближайшее время будет брошен вызов. Недовольство большинства населения развитых стран ростом экономического неравенства, сокращением социальной помощи государства, подъемом волны неофашизма, возвращением к этническому и религиозному национализму, мобилизация недовольных существующим порядком в многотысячные протестные движения и т. д. угрожают основам европейского социума. Фундаментальные для судеб европейской цивилизации представления об уровне жизни, труде, гражданском обществе и социальных институциях находятся под ударом, а изменения социальной и политической структуры способствуют не стабилизации ситуации, а скорее дальнейшему обострению.
Можно утверждать, что сегодняшние проблемы Европы связаны со вхождением мира в новый этап глобализации – ценностно-мировоззренческий. Сталкиваясь с чередой экономических проблем, рожденных глобализацией, Европа утрачивает способность компенсировать потери за счет эксклюзивного права на аксиологические основания глобализационного процесса и, в силу их секулярного характера, провоцирует формирование религиозных альтернатив глобального развития. Эти альтернативы, в значительной степени, созданы по европейским лекалам и используют европейский инструментарий (технологии СМИ, концептуалистика, конкурентные цели), однако строятся на религиозном фундаменте. И если классические европейские идеологии можно считать квазирелигиозными образованиями вокруг секуляризированного христианского мировоззрения, то религиозные альтернативы модерну приобретают черты «новых» идеологий – полурелигиозных цивилизационных проектов, которые, в определенном смысле, противостоят и религиозным традициям, их породившим [1]. Они эксплуатируют реалии сегодняшнего состояния европейского культурного пространства, а потому имеют немалый потенциал развития, вовлекая не только религиозных адептов, но и политически мотивированных сторонников, что еще больше влияет на деградацию европейской стабильности в смысле экономики, политики и безопасности.

Если мы действительно стремимся к уменьшению напряжения в Европе и мире, уже сегодня необходимо понять, что в ближайшем будущем ценностные противостояния будут провоцироваться все чаще и все большим количеством различных сил. Инструментарий для этого, сознательно или не сознательно, создан, опробован и доказал свою эффективность, а значит будет использоваться и дальше. Старые механизмы сдерживания подобных социальных аномалий становятся не эффективными, так как природа ценностно-мировоззренческого конфликта отрицает наличие единой системы универсальных норм и правил, с точки зрения которой аксиологические аномалии могли бы быть замечены и осуждены. Подобно тому, как бактерии вырабатывают иммунитет к антибиотикам, «социальные бациллы» дискредитируют западную версию прав человека (в широком смысле слова) либо указывая на ее ограниченность, либо провоцируя силовое подавление аксиологических альтернатив как запрещенного в западной системе случая расправы с инакомыслием. В этой ситуации вполне уместным представляется создание площадки для аксиологической дискуссии, направленной на:

1) уточнение истоков западных представлений о сущности человеческой природы и свободы,
2) критическое осмысление значения этих представлений в эпоху глобализации,
3) сравнительный анализ разных культурных подходов к проблеме прав человека и разработки рекомендаций по их гармонизации,
4) выработки стратегий сохранения западных ценностей и идентичности в постсекулярном мире в противостоянии с альтернативными проектами культурного развития.

Подобная дискуссия, возможно, будет содействовать созданию нового мирового порядка, в котором Запад, утратив культурную гегемонию, останется успешным игроком в глобальной игре. В то же время это позволит минимизировать влияние сил, использующих глобальные столкновения в собственных интересах и тем самым способствующих росту напряжения.

 

Литература

1. Білокобильський О. В. Глобальні зіткнення постсекулярного світу та українське питання / Олександр Білокобильський, Віктор Левицький // Східноукраїнський конфлікт в контексті глобальних трансформацій (Випуск 2). – Вінниця: ТОВ «Нілан-ЛТД», 2016. – С. 9-25.

2. Белокобыльский А. В. Логико-рациональные функции сакрального в религиозных традициях / Александр Белокобыльский, Руслан Халиков // Традиция и традиционализм. Альманах (2012-2013). – Донецк: Донбасс, 2013. – С. 108-111.

3. Гайденко П. П. Христианство и генезис новоевропейского естествознания / П. Гайденко // Философско-религиозные истоки науки. – М.: Мартис, 1997. – С. 44-87.

4. Гуржи В. С. Наслідки реалізації доктрини “Руссій Мір” в Україні / Володимир Гуржи // Схід. – 2015. – № 2. – С. 34-40.

5. Дервиш К. Ловушка идентичности / Кемаль Дервиш // Forbes-Украина. – 2015. – No 6 (52). – С. 12.

6. Ломанов А. В. Общий знаменатель нации: китайские ценности будут соперничать с западными / Александр Ломанов // Россия в глобальной политике. – 2015. – No 5. – С. 138-152.

7. Стэндинг Г. Прекариат: Новый опасный класс / Гай Стэндинг; [пер. с англ. Н. Усовой]. – М.: Ад Маргинем, 2014. – 328 с.

8. Халіков Р. Х. Контрсекулярність: специфіка нової релігійності / Руслан Халіков // Софія: Гуманітарно-релігієзнавчий вісник. – 2016. – № 1 (5). – С. 41-45. 

 

Авторы: Белокобыльский Александр Владимирович – философ, специалист по современной рациональности, автор оригинальной концепции секуляризации. Доктор философских наук, профессор;  Левицкий Виктор Сергеевич — философ, религиовед, кандидат философских наук. Заслуженный экономист Украины.

 

Источник: Украинский институт стратегии глобального развития и адаптации