Трезвая мистика
6. Трансы мистиков и литературных авторов
Что-то в нас есть такое, что становится поводом и причиной метафизических переживаний, как бы ни менялся мир. Их содержание, образность и накал меняются, но не было еще такой эпохи, когда бы их никто не имел.
Иррациональны не только религиозные чувствования и просветления, но и многие внутренние состояния, которые знают все или почти все. Творческое вдохновение – одно из них.
Мы говорим: пришло вдохновение. Сколько из тех, кто его знает, брался докопаться, откуда оно пришло? Я думаю, что немного. Большинство не ищет ни причин, ни объяснений своего вдохновения. Не ищет, потому что знает, что их не найти, потому что хочет, чтобы мистерия оставалась мистерией. Разве это не доказательство, что мы можем трезво относиться к необъяснимым явлениям?
Вдохновение приносит литературным авторам поразительные образы и сумасшедшие идеи. Некоторые из них, по их собственным словам, слышали голоса своих персонажей, чувствовали их боль, а когда писали об их смерти, то сами едва не теряли дыхание. Взять, к примеру, рассказ Густава Флобера о его внутреннем состоянии при работе над драматическими эпизодами «Мадам Бовари». То, что он рассказывает, похоже на описание транса, типичного и для мистических озарений.
Но Флобер не мистик, а мадам Бовари – всего лишь запутавшаяся в любовных связях женщина. «Литературный транс» дает этому далекому от мистики писателю испытать на себе чувства своей героини и передать их в подробностях. А что, если бы героем литературного произведения был контактер? Мог бы тогда его автор и сам «слышать голоса из других миров»?
Я была в таком положении, когда писала повесть «Очередной мессия и его сын». Ее главный герой стал слышать в себе некий голос и не хотел связать его с работой собственного мозга. Эта повесть написана от его лица, и Голос в ней – имя собственное: то есть обозначение явления вовне. Так его воспринимал мой главный герой. Ну а как это было для меня самой?
Когда-то меня интересовали эзотерические учения, а точнее – обстоятельства их возникновения. И хотя сами учения обычно оставляли меня равнодушной, там попадались взгляды или идеи, которые вызывали в моем сознании поражавшие меня мысли. Мысли имеют «голоса», и всегда можно вдруг уловить в каком-то «голосе» подобие с человеческим голосом, причем – не со своим. Я это тоже раз испытала. Воспоминание о том случае, а точнее – настрой на это воспоминание, давало мне возможность испытать нечто подобное снова и снова. Этот опыт помогал мне рассказывать о переживаниях человека, поверившего в свое «мессианство».
Что человек не знает, он умеет домысливать. Но, по всей вероятности, гораздо большую роль в формировании образов, возникающих в трансе, играет подсознание, ну а оно не проглядывается.
Когда я писала об озарениях своего «очередного мессии», то часто ждала, когда текст «пойдет сам». В какой-то момент это и в самом деле происходило. Иногда это было нечто поразительное, о чем я никогда прежде не думала, и оно касалось смысла жизни или типично-религиозных тем. Я могла бы просто записывать все эти идеи и ассоциации, которые тогда приходили мне в голову. Фиксировать их, без связи с повестью, а потом, назвавшись «контактером», обнародовать свои записи, как «послания из других миров». Кто бы уличил меня в обмане? Да и как можно установить обман в таких случаях? Я даже могла бы сама поверить, что получала послания из какого-то источника вне меня – между прочим, такая мысль мне тогда тоже приходила, когда какой-то образ был уж очень далек от моего мировосприятия.
Я не знаю, что именно влияет на интенсивность внутренних состояний, меняющих вИдение вещей и самоощущение. Со мной не случалось такого, чтобы я совершенно теряла себя, хотя это и было похоже на транс. Почему он, мой транс, не уносил меня дальше?
Наверное, срабатывал какой-то мой внутренний тормоз – ведь я была настроена на задачу, которая требовала от меня сознательной деятельности. А может, это был просто инстинктивный страх утонуть в своем «потоке сознания» (было бы лучше называть его «потоком из подсознания») и потерять рассудок, что случается в экстатических состояниях.
Мы говорим, что вдохновение «находит» на нас, и это выдает то, как мы его воспринимаем. Ощущение его источника где-то вне себя - одинаково и у авторов литературной прозы, и у авторов книг, которые стоят в библиотеках и магазинах в отделе «религия и мистика». Но отношение к этому ощущению, а отсюда – к происхождению и назначению своих текстов, у тех и других совершенно разное. Похоже, все дело именно в этом.
На мой взгляд, нет никакой принципиальной разницы между творческим вдохновением и мистическим озарением как внутреннем явлении. И если одни сочиняют роман или пишут музыку, а другие – обнародывают «послания сущностей» или новое эзотерическое учение, то это результат их отношения к образам, которые у них возникают, и их толкований.
Литературные авторы стремятся быть аккуратными в своих выражениях. Они говорят о вдохновении, образах, поразительных мыслях. Контактеры, медиумы, визионеры или еще кто-то из тех, кто уверен в своих астральных путешествиях и посреднической миссии между нашим и потусторонним миром, говорят о духовном трансе, посланиях и сущностях (или духах, или ангелах, или душах умерших и т.д.).
Это, конечно же, всего лишь предположение. Попытка трезвого подхода к мистицизму.
Продолжение следует...
