Я больше не хочу твоих проповедей!
Прошло еще несколько дней, и оказалось, что у Свята пропал интерес к сходам. Вместо него зажигать костер на Рыбацком пляже стали близнецы Завьяловы. Мой сын все больше пропадал у Марины. Когда же мотоциклисты перебрались на другой пляж, в 5 км от нашего, он продолжал ходить к ней и туда.
Тот пляж был безымянным, и Марина с друзьями назвали его Таити. Это была их мечта: жить на острове в теплом море, где каждый день - ярмарка, где каждую ночь - карнавал. Таити значил для них радостную свободу, без холода, без пустоты. Но как окажешься на Таити, не выезжая их Рязанской области? Если замутнишь взгляд, окажешься, где хочешь.
У мотоциклистов были мутные глаза. Стали мутнеть глаза и у моего сына. Новые друзья научили его ездить на мотоцикле. Как и его новых друзей, Свята теперь завораживал грохот, и сводила с ума скорость.
Раз, оставив Рыбацкий пляж, Свят не появлялся здесь несколько дней. Он вернулся изнуренным. Приблизившись ко мне, сын положил мне на плечо свою руку – безвольную и пышащую жаром.
"Отец, я не знаю, что сказать, - признался он. – Я просто пришел. Пришел повидаться".
Я обнял сына и почувствовал,что он напрягся. Я снял с него руки , и он отступил от меня на шаг: в его лице теперь было смятение.
"Как же ты давишь на меня! – отчаянно выкрикнул он. – Только ничего не говори, ладно? Я больше не хочу твоих проповедей! К черту все!"
Дальше он перешел на брань, которую я прежде от него не слышал. Я слушал ее, как слушают исповедь. Это и была исповедь. Я принял ее, а Святослав, очистив сердце, чуть посветлел.
Соединенность со мной он ощущал теперь как связанность. Мой сын пришел со мной проститься, и я благословил его.
"Иди и не возвращайся, пока не захочешь, - сказал я ему. - А захочешь вернуться, приходи не раздумывая".
И Святослав, по-детски чмокнув меня в щеку, ушел. Ушел из неяркой жизни в яркую, где любовь властна, а неволя сладка. Ушел, чтобы не слышать больше меня. Чтобы произносить "я" с ударением, чтобы играть на выигрыш. Чтобы кружилась голова, подскакивало сердце и горела кровь.
Уход моего сына с Рыбацкого пляжа особенно сбил с толку его самых близких друзей - близнецов Завьяловых. Они думали, что Свят превознесен своей судьбой над ними. Он не терял, как они, время на блуждание в потемках по подвалам жизни, а был ведом отцом прямо к лестнице наверх, где летает голубь – Святой дух, где радость и покой. Но не было еще ни одного отца, который смог бы удержать навсегда руку сына в своей руке.
"Разве я не говорил вам, как мало определяют в жизни причинно-следственные связи?" – спрашивал я Ваню и Яшу, когда они высказывали мне свое недоумение. Они соглашались, но скоро снова это забывали.
Это очень удобно, когда тебя ведут за руку. Но тот, кого, как дитя, ведут за руку, оказывается вне синергии – участия в сотворении мира. У каждого в синергии своя роль. Каждый получаем свою роль вместе с жизнью - одно от другого неотделимо. Чтобы сыграть свою роль, дети отходят от отцов и матерей, кто бы они ни были.
После того как Святослав перебрался к Марине, люди стали сомневаться во мне. Они говорили друг другу:
"Смотрите, его собственный сын ушел от него к какой-то дешевке, и он не смог ничего поделать. О каком "десятом чувстве" он тогда болтает? "
Молва о моем бессилии в воспитании сына быстро разошлась во все стороны, и интерес к сходам стал падать. Только старые друзья остались мне преданными. Мы продолжали каждый вечер собираться на Рыбацком пляже. На сходах никто из них разговоров о Святе не заводил, а вот наедине со мной планы его спасения предлагал почти каждый.
Особенно активно участвовал в судьбе моего сына Ваня Завьялов. Он ходил на Таити, разговаривал там со Святом, после чего убеждал меня , что Марина - "ведьма", и я должен вырвать сына из ее рук.
"Что значит "ведьма?" – спросил я Ваню. Он обиделся:
"Сам знаешь. Чего спрашивать?"
"Я спрашиваю тебя как семантик семантика", - ответил я, и Ваня тогда задумался.
"Ведьма – это стерва, которая сильнее тебя", - наконец сформулировал он.
"Силы всегда от чего-то зависят, как и слабости, - сказал я. - Вот костер, вот река. Если засуха и ветер, в силе тогда огонь, и от костра может загореться лес. Если затяжные дожди, река может выйти из берегов и затопить Рыбацкий пляж".
"Вот увидишь, Свят пропадет", - предрек Ваня, не вникая в мои речи.
"Никто не пропадет, - сказал я ему. – Каждый находится в поле своей судьбы и останется там до конца".
"Ты хочешь сказать, что все предопределено заранее?" – спросил он меня.
"Я хочу сказать, что судьба не черта, а поле. Понимаешь разницу?"
Ваня прожал плечами и отвернулся.
"Разве ты сам не влюблялся в "стерв"?" – спросил я его.
"Я – это другое, - сердито буркнул он. - Я жил в дерьме и потому попадал в дерьмо. А Свят в дерьме не жил, и все равно угодил туда же – вот что противно! Только не спрашивай меня, что значит "дерьмо"! Хватит на сегодня семантики!"
Я спросил другое: что ему известно об Марине? Он рассказал:
"Живет здесь недалеко, в Магалино. 27 лет. Свят у нее не единственный. Она переспала уже со всеми, кто пасется вокруг нее на Таити. Хвалится, что была чемпионкой по плаванию. Плавает она, и правда, классно, и еще - хорошо поет, я сам слышал. Свят от ее голоса шалеет".
А.Авилова. «Очередной мессия и его сын»
