У Бога много собеседников
Однажды среди нас появился брат Антоний. Он признался нам:
"Я тоже слышу Голос."
"Как он тебя называет?" - спросил я его.
"Монашек, - ответил брат Антоний ласково. И мы стали его называть так же. Он не возражал.
Монашек был уверен, что у Бога много собеседников, и Он общается с каждым по его или ее разумению. Я тоже думал так.
Км в 20 от районного центра Крыжова находился Преображенский монастырь. Монашек провел в нем восемь лет. В марте он оставил свою обитель. Это произошло однажды перед утреней. Брат Антоний отправился из кельи в храм, но не дошел до него, потому что его ноги сами двинулись к воротам. Выйдя за них, он услышал Голос, который сказал ему, куда идти дальше. С тех пор Монашек скитался. Голос продолжал указывать ему путь, и так он оказался на Рыбацком пляже.
"Это не бас, не тенор, ни какой другой голос, как у людей. Это бесшумный, чистый голос. Он раздается в затылке и говорит очень внятно – каждое слово как бусина,” - рассказывал Монашек Кобществу.
"А может, это бес тебя дразнит?" – спросил Петр.
Монашек улыбнулся ему, как ребенку, и заверил:
"Это не бес. Бесов я тоже слышал, было раньше и такое. Знаешь, в чем разница? Бес не может говорить спокойно. Даже если спокойно начнет, подражая ангелам, потом все равно собьется на свою чечетку. Он говорит, как чечетку отбивает. И еще его тянет на кровь. Бес норовит в человечью кровь всосаться. А Господь с ангелами кровь нашу никогда не тронут. Если они нам что внушают, то через воздух. Мы их внушение вдыхаем".
Настоятелем Преображенского монастыря был отец Александр. В Крыжовском районе он стал заметной фигурой. Вся местная знать окормлялась у него. Выбор здесь был небольшой, и Крыжовские богачи с правителями сразу отдали предпочтение игумену Александру, строгому и представительному пастырю, физически удаленному от простого люда. Те, кто не имел машины, могли добраться до него с большим трудом. Преображенский монастырь находился в семи км от конечной остановки автобуса, ходившего из Крыжова.
Каждое воскресное утро проселок, отходивший от шоссе к Преображенскому монастырю, заполняли иномарки, среди которых выделялся лимузин самого богатого человека в городе, владельца коммерческой фирмы "Вече" - Николая Велкина. Двигались медленно, колонной. Дорога ограничивала скорость и не позволяла обгон, тем самым уравнивая всех, кто ехал на обедню. Через два часа колонна двигалась обратно туда, где равенства не было и быть не могло, а скорость движения на всех дорогах, будь то жизненный путь, будь то проселок, определял размер собственности.
Велкин больше других заботился о благоустройстве Преображенского монастыря. Это он оплатил листовое золото для куполов монастырского собора. Когда они заблестели, ноги Монашка повернули от храма к воротам.
"Велкин – мафия, а отец Александр взял у него деньги для собора. Моя душа туда больше не хочет. Храмы должны быть чистыми, особенно если вокруг помойка”, - объяснил нам свой уход из монастыря Монашек и спросил меня:
"Ты принял бы деньги у вора?"
"Принял бы для обворованных".
"Но не на храм, верно?"
Я согласился с Монашком, что храмы соединяют причастных к ним людей, и среди них не должно быть воров. Он был рад найти у меня понимание и остался с нами. Андрей вычистил для брата Антония трюм катера, Петр привез ему из Крыжова матрац, и у Монашка появилось гнездо на Рыбацком пляже.
"Только я как птица: все время в гнезде сидеть не буду, - предупредил он. – Мне с вами хорошо, но я чувствительный, подвижный, мне разговоров мало".
Больше всего Монашку не хватало у нас храмового богослужения. Он уходил в Крыжов, а бывало - и дальше, чтобы присутствовать на церковных службах, встречаться с иконами, а главное – причащаться. Без этого он не мог. Он ходил в те храмы, где его не знали, и старался не примелькаться, чтобы в нем не определили беглого монаха из Преображенского монастыря. По той же причине он там нигде не исповедовался и мучился из-за этого.
Раз, сидя ранним утром у реки, он услышал в затылке:
"Встань, зайди в воду по грудь, перекрестись и окунись с головой. Покайся и дай реке унести твои грехи прочь. Будешь идти обратно на берег, пой "аллилуйю". Очищаяся так каждый раз, когда в сердце наберется скверна".
Монашек сделал все так, как ему было велено, а вечером, на сходе рассказал нам о случившемся. Совершать такие омовения вошло потом в его привычку. Иногда к нему присоединялись другие, в том числе и я. Отсюда пошла молва, что я крещу людей на свой лад и делаю это "по-сатанински". Так о Кобществе заговорили как о "секте сатанистов".
Некоторые из тех, кто сидел у нашего костра, рассказывали потом, что поверили в Бога. Те, кто не называли меня сатанистом, стали называть меня старцем. В один прекрасный день Рыбацкий пляж посетил человек, который во всеуслышание объявил, что я – пророк. Поскольку кое-кто из участников сходов бросил пить, пошла также молва, что я целитель. Моя личность обрастала легендами, Кобщество разрасталось, и это все больше и больше не нравилось Велкину, считавшему Крыжовский район свой территорией. О физической расправе он, похоже, не помышлял: или он сам догадался, или ему кто-то разъяснил, что я не должен стать "мучеником". Ведь если меня убьют, легенды обо мне останутся на его территории навсегда. Велкин посылал на Рыбацкий пляж шпионов и размышлял о том, как будет лучше всего от меня избавиться.
А.Авилова. «Очередной мессия и его сын»
