Православная жизнь учит уважению к традициям: история началась не с нас.
Но очень не любит наша экклезиология замечать, что за многие века нашей земной истории в церкви сложились традиции не только святые.
Вы огорчаться не должны -
Для вас покой полезней, -
Ведь вся история страны -
История болезни.
У человечества всего -
То колики, то рези, -
И вся история его -
История болезни.
Живёт больное всё бодрей,
Всё злей и бесполезней -
И наслаждается своей
Историей болезни.
(Высоцкий).
Вот и история церкви это не только история святых, но и история болезни. В этой истории было немало переломов и кривых сращений. Приобретено много стигматов (в психологическом смысле этого слова) и дурных привычек. Создано много двусмысленных образов и образцов для подражания. Нравственно не осуждено (а, значит, и принято и даже оправдано) много отнюдь не святых поступков.
Вспомним еще и ту правду, что выражается церковным догматом о всеобщей греховной поврежденности. Нам легче падать, чем взлетать. Инфекция греха распространяется много быстрее, чем заразительность добродетели.
И вообще мы, церковное сообщество, наверно, уже вышли из того возраста, когда ранки и царапины заживают быстро, а желудок способен без последствий переваривать любую тухлятину. Пора бы уже кое в чем и на диетку сесть. И хотя наши славные предки - "богатыри, не мы!" - рвали зубами стейки любой толщины, нам по нынешней нашей конституции полезней было бы перейти на морковные котлетки...
С другой стороны, за былые времена у нас явно накопились некоторые болезненные предпочтения. И мы научились их оправдывать. И роскошную жизнь епископов. И не-монашескую жизнь монахов. И интригански-карьерную мудрость "приближенных" клириков. И деление паствы на тех, кто зависит от нас и тех, от кого зависим мы сами.
Когда человек выходит из запоя, уже почти одержанную победу может сломить одна-единственная рюмочка. Один почти что жест - и въевшаяся за былые годы привычка вдруг мощно взовьется и ухватит свое. И все снова мгновенно вернется в привычно-постылую колею, финал которой хорошо известен разуму, но неотвратим для ослабевшей и коррумпированной воли.
Среди таких дурных привычек церковной власти - привычка апеллировать к власти светской для защиты своих имуществ, привилегий, амбиций... Привычка считать себя элитой мира сего. Привычка расправляться с инакомыслием не словом и не примером доброй жизни, а тюрьмой и костром.
Советские гонения каленым железом прижгли эту привычку. Казалось бы, она отмерла. Казалось бы, не может христианская Церковь, прошедшая через опыт мученичества, сама раздавать "двушечки" другим. Казалось бы, священническое сословие в 80-90 годы насытилось людьми, пришедшими к вере через Достоевского и русскую религиозно-философскую классику, и соблазн "Великого Инквизитора" уже не вернется.
Все эти "казалось" исчезли в год великой борьбы с пуськами. Мы теперь знаем, что въевшиеся как нанопыль феодальные привычки никуда не ушли. Но, значит, тем более надо быть осторожными и не давать повода им распуститься вновь.
Волчара под овечьей шкурой отнюдь не сдох. Вопрос о том, чего же никогда и категорически нельзя делать "ради пользы церковныя", так и не стал фактором беспокойства в нашем богословии. И пока в самой церкви, в ее уставах, в ее богословии и в ее жизни не видно сил, инстанций и аргументов, гарантированно сдерживающих амбиции церковных властей, пока в каждой почти епархии нарастает папизм мценского уезда, пока наши епископы сами радикально и никому неподсудны - и смешно и страшно видеть, как они кого-то влекут в гражданские суды. Пока нет "равновесия страха" - власть "однополюсна", абсолютна и опасна.
Мы давно уже не невинные дети. Тут не надо иллюзий - "ну мы понарошку", "а я не знал", "ну я же просто попробовать", "а он первый начал". То, что можно относительно здоровым, то что само по себе бывает даже и хорошим и полезным, нельзя предлагать людям, обремененным тяжелой историей болезни.
Вот поэтому мне кажется, что для блага самой Церкви ей самой стоило бы объявить мораторий на любые попытки в административно-судебном порядке отстаивать свои интересы в спорах с пестрыми группами внешнего мира.
Чтобы вновь не сорваться в инквизиционный запой.
Суд можно выиграть и раз и два. Но каждая тактическая победа будет приводить к росту Левиафана внутри самой церкви. Который, между прочим, убедившись в послушности ему светской власти и ее судов, будет все беcцеремоннее обращаться и со священниками и даже с теми православными активистами, которые ныне так старательно и услужливо подкармливают его свежатинкой.
Впрочем, тут уместно напомнить сказанное мною еще месяц назад: наш левиафан единосущен своему народу. Меня меньше пугает абсолютизм церковных верхов, чем мстительная напористость церковных масс. Три дня назад на радио "Комсомольская правда" в прямом эфире была дискуссия по поводу оперы "Тангейзер": новосибирский активист Юрий Задоя против меняhttp://www.kp.ru/radio/stenography/126865/. Ведущие явно были на моем стороне. Тем более ярок результат голосования: 68 процентов - за оскорбленных православных активистов, 32 процента поддержали оправдательное решение суда. Две трети христиан готовы мстить - это серьезно.
Мне ни разу не симпатичны все эти "креативные экспериментаторы" из мира "современного искусства" и их уродливые эксперименты на темы классики и Библии. Но они находятся на далекой периферии моей жизни. А Церковь для меня - это всё. И поэтому в столкновениях Церкви и креативщиков мне важнее, какие повреждения получит именно церковь. А раз по законам Ньютона действие равно противодействию, то она их несомненно получит. Синяки появляются не только, когда бьют нас, ни и когда бьем мы. Особенно, если бьем головой (по головам правослактов это очень заметно).
Вдруг выступающие на церковной жизни синяки обернутся тотальным посинением? Уже говорят, что религия в нашей стране мертва. Ибо о ней можно говорить только как о покойнике: или хорошо, или ничего.
Источник: блог Андрея Кураева
