Правовая определенность – часть должной правовой процедуры или как в закон об экстремизме правовую определенность вводили
(продолжение – начало)
Мы солидарны с Г.М. Резником, который делает такой же вывод, как и Уполномоченный по правам человека в РФ, и которого в своей работе цитирует Смирнов А.А. о том, что «обвинение по статьям, в которых само событие преступления можно установить только с помощью специальных познаний и никак иначе (то есть только специалист может сказать, совершил ли подсудимый преступление или нет, а сам подсудимый на момент деяния этого определить не мог принципиально), – юридический нонсенс».
Данная ситуация очевидна не только нам, но и международным органам, осуществляющим контроль за соблюдением прав человека.
Комитет ООН по правам человека в п. 20 Заключительных замечаний, изданных в соответствии со статьей 40 Международного пакта о гражданских и политических правах, еще 6 ноября 2003 г. указывал: «Приветствуя усилия Государства-участника, направленные на запрещение и преследование групп, распространяющих расистские и ксенофобные взгляды, Комитет тем не менее выражает озабоченность тем, что определение “экстремистской деятельности” в федеральном законе от июля 2002 г. “О противодействии экстремистской деятельности” слишком расплывчатое и не защищает граждан и организации от риска его произвольного толкования.
Государству-участнику рекомендуется пересмотреть указанный закон с целью большей конкретизации понятия “экстремистской деятельности”, чтобы исключить любую возможность произвольного толкования, и уведомить заинтересованных лиц о том, за какие именно действия они будут подлежать уголовной ответственности (статьи 15 и 19-22)». Российские ученые также обращали внимание на несовершенство законодательства о противодействии экстремистской деятельности[i].
К сожалению, ситуация не улучшилась и через несколько лет Комитет по правам человека ООН в п.25 Заключительных замечаниях 24 ноября 2009 г. повторно обратил внимание Российских властей на эту ситуацию:
«Комитет подтверждает свою ранее сформулированную рекомендацию (CCPR/CO/79/RUS, пункт 20) о том, что государству-участнику следует пересмотреть Федеральный закон "О противодействии экстремистской деятельности", с тем, чтобы сделать определение "экстремистской деятельности" более точным и тем самым исключить любую возможность его произвольного применения, и рассмотреть вопрос об отмене поправки 2006 года... Государству-участнику следует также дать определение понятию «социальные группы» ...».
Впрочем, неопределенность норм закона о противодействии экстремистской деятельности понимал и законодатель. Каковы же были последствия этого понимания мы рассмотрим ниже.
Когда сталкиваешься с правовой проблемой, впрочем, не только правовой, то для успешного ее разрешения обычно ищешь истоки проблемы. Соответственно, столкнувшись с проблемой в виде нормы закона, важно понять ее происхождение, с какой целью она принималась, в каких условиях и т.д. Внимательное изучение происхождения «неправовых норм» закона, как правило, показывает, что они являются чаще всего плодом редактирования законопроекта во втором или третьем чтении Государственной Думы РФ. Некоторые ученые шутливо отмечают, что между вторым и третьим чтением «водятся черти».
Так, например, столкнувшись с проблемой невозможности отвода предвзятого арбитражного заседателя, мы оспорили ч. 3 ст. 21 АПК Российской Федерации в Конституционный Суд РФ. При подготовке к обращению в Конституционный Суд РФ мы пытались понять причину, по которой законодатель исключил возможность заявления отвода предвзятого арбитражного заседателя. Изучив пояснительную записку к закону и законопроект, мы не смогли увидеть, что ограничение для отвода арбитражного законодателя присутствовало в намерении авторов законопроекта. Лишь после второго чтения редакция законопроекта была изменена в связи с принятием поправки, предложенной депутатом Государственной Думы РФ Баранниковым А.Е., в которой появилось ограничение в основаниях для отвода арбитражных заседателей, несмотря на то, что Высший Арбитражный Суд РФ выступал против этой поправки. Поправка не согласовывалась ни с концепцией института арбитражных заседателей, ни с аксиомами справедливого правосудия, но она была принята. Для исправления этой ошибки и восстановления справедливости пришлось ее оспаривать в Конституционном Суде РФ[ii].
Конституционный Суд РФ признал неконституционной ч. 3 ст. 21 АПК РФ[iii], исправив ошибку, появившуюся из-за непродуманной работы законодателя.
На наш взгляд, похожая ошибка законодателя отчасти имела место и при внесении изменений в закон о противодействии экстремисткой деятельности в 2007 году. Безусловно, сам законопроект и так был достаточно репрессивен, но «ошибка», изменившая понятие экстремистской деятельности, сделала приятый закон еще более репрессивным.
Классики конституционного права еще в начале двадцатого века предупреждали нас, что признаком вырождения права является возрастание строгости его карательных санкций. Если карательная санкция нормы растет, значит, моральная сила ее падает[iv].
В.М. Гессен писал, что «…могущество права - в его нравственном авторитете. Этим авторитетом - и только им - право господствует над миром социальных противоречий, - над дикими страстями, расчетливыми и лукавыми интересами, неустрашимыми убеждениями человека. Вырождаясь в силу, право становится бессильным. Господствующая в области явлений физического мира, сила - ничтожна и бессильна в области социальных явлений. Превращая факт в право, время нередко легитимирует силу; сила, как каковая, не может определять длительных социальных отношений»[v]. К сожалению, мы в последнее время, в некоторых отраслях права наблюдаем попытку законодателя разрешать правовые проблемы путем повышения карательных санкций. Рассматриваемый законопроект не исключение.
Законопроект N 400063-4 "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации", был внесен депутатами Государственной Думы Н.Д. Ковалевым, М.В. Емельяновым, Н.М. Безбородовым и И.В. Лебедевым[vi]. В пояснительной записке к проекту федерального закона "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" N 400063-4 было, в частности, указано «…Изменения, вносимые в Федеральный закон "О противодействии экстремистской деятельности" направлены на устранение выявленных неточностей в понятии "экстремистская деятельность».
То есть, можно сказать, что законопроект был направлен не только на усиление ответственности, но и на установление правовой определенности. В заключении Правового управления Аппарата Государственной Думы Федерального Собрания РФ от 23 апреля 2007 г. N вн2.2-1/1568 на данный законопроект было указано, что «Предлагаемые изменения в статью 1 Федерального закона "О противодействии экстремистской деятельности)" (подпункт "а" пункта 1 статьи 4 проекта), существенно смягчат понятие экстремистской деятельности в виде публичной клеветы в отношении лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации. Если действующая редакция признает экстремизмом установленную в суде клевету в отношении вышеуказанных лиц, соединенную с обвинением их в любом деянии, указанном в статье 1 закона о противодействии экстремистской деятельности, то проектная редакция необоснованно, на наш взгляд, с одной стороны, исключает необходимость судебного решения о признании клеветы таковой, а с другой стороны, признает экстремизмом только заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации в преступлении, указанном в статье 1 закона о противодействии экстремистской деятельности. При этом необходимо учитывать, что в данной статье нет перечня преступлений, а есть перечень деяний, считающихся экстремистскими. Преступлениями их признает только Уголовный кодекс Российской Федерации».
Правительство России поддержало законопроект с замечаниями, указав, что ….нуждаются в дополнительной аргументации с учетом анализа правоприменительной практики предложения об усилении уголовной ответственности по статьям 150, 244, 280, 282, 282.1 и 282.2 УК, дополнении статей 212, 213, 243 и 244 УК таким квалифицирующим признаком, как совершение указанных преступлений по мотиву идеологической, политической, расовой, национальной ненависти либо вражды, а равно по мотиву ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы, изменении дефиниций статьи 1 Федерального закона "О противодействии экстремистской деятельности".
Рассмотрение законопроекта началось 16 мая 2007 г. с вопросом «…успеем мы с вами рассмотреть за девять минут?».
Успели...
Доклад по законопроекту был представлен депутатом Емельяновым М. В. «Вашему вниманию предлагается законопроект, который ужесточает ответственность за экстремистскую деятельность. Я думаю, что в этом зале нет необходимости доказывать общественную опасность экстремистской деятельности… Мы предлагаем усилить ответственность за распространение экстремистских материалов, содержащих призывы к совершению тяжких и особо тяжких преступлений, а равно производство и хранение таких материалов в целях распространения, что, собственно, вытекает из статьи 1 Федерального закона "О противодействии экстремистской деятельности". Эта статья логично развивает тот закон, который мы с вами обсуждали и принимали. Кроме того, ряд изменений направлен на уточнение понятия "экстремистская деятельность", чтобы чётко отделить легальную оппозиционную деятельность от экстремизма».
При рассмотрении данного законопроекта у депутата Никитина В.П. возникли вопросы: «Я всё-таки совершенно не понимаю набора мотивов: совершённые по мотиву идеологической, политической и так далее ненависти либо вражды. Вот что значит идеологическая ненависть и вражда? Ну, считаю я, допустим, что Западная Европа во многом отказалась от тех ценностей, на базе которых она возникла, и она в какой-то мере мне враждебна, потому что, я считаю, она отступила от ценностей христианства. Ну и что в результате всего этого возникнет? Или вот - социальная группа. Ну, олигархи - это социальная группа или как? А если они мне не нравятся и в принципе их действия мне враждебны? То есть, на мой взгляд, здесь требуется всё-таки каким-то образом пояснить, о чём идёт речь, иначе мы все окажемся под подозрением, что мы тут занимаемся экстремистской деятельностью».
Вопросы действительно были правильные. Однако, докладчик уклонился от ответа, дав заверения, что законопроект не касается убеждений, а только насильственных действий: «Вы можете, как угодно относиться к Западной Европе, но при этом вы не должны бить стёкла, переворачивать и жечь машины и совершать иные хулиганские действия на основе этого мотива. Вот суть предлагаемых изменений. Это не касается ваших убеждений, взглядов и так далее».
Депутат Иванов С. В. выразил сомнение в возможности принятия данного закона - «… я всё-таки очень боюсь, как бы всё это дело не переросло в охоту на ведьм. То есть так вот и вспоминаешь: царская охранка, большевики, подпольщики, шрифты, листовки и так далее, и всё это начинает крутиться, потом политзаключённые появляются и так далее, и тому подобное. Здесь, вы знаете, вопрос очень тонкий - экстремистская деятельность, не экстремистская деятельность... Мы с вами, помнится, сталкивались с замечательным законом по поводу борьбы с порнографией, когда нам представитель правительства говорил: вот кисть - это обнажённая часть тела? Обнажённая. Вот как тогда квалифицировать? А здесь может случиться диаметрально противоположное. То есть что-нибудь скажешь не так, например, что наш регион платит налогов столько же, а получает меньше, чем, допустим, какие-нибудь республики, - тут же тебя обвинят в экстремизме, в разжигании национальной розни и так далее. У нас и так по статье 282 - спасибо вот фракциям снизу, которые ввели ответственность за разжигание национальной розни - сидят в основном только русские люди, остальных как-то меньше это касается, потому что если где-то мордобой происходит, то это пьяная драка, а если побьют кого-то другой национальности, то это уже межнациональные вопросы обсуждаются. И я считаю, что данный законопроект, на который действительно поступило огромное количество замечаний юридического характера, нуждается в тщательнейшей доработке. А бороться с экстремизмом надо не ужесточением ответственности, а немножко другими методами, не надо за это дело в тюрьму сажать, штрафовать. Если у нас в обществе будет нормальная атмосфера и соответствующая политика, тогда люди не станут вести себя соответствующим образом. Если они находят почву для выражения каких-то своих мыслей в экстремистском, как кто-то считает, плане, то значит их на это сподвигли и не от хорошей жизни они всё это делают. И если сейчас начнутся, допустим, какие-нибудь бунты по поводу недостатка лекарств или ещё чего-нибудь, это тоже могут приравнять к экстремизму, и тогда у нас полстраны сядет в тюрьму. Это совсем неправильный подход».
Это было последнее выступление в этот день, законопроект был принят очень быстро в первом чтении.
_____________________________________
[i] Кудрявцев В.Н.Свобода слова. М.2006. С 155- 157.
[ii] Султанов А.Р. Отвод арбитражных заседателей. Закон. №3. 2008. С. 163-171.
[iii] Постановление Конституционного Суда РФ от 25.03.2008 N 6-П "По делу о проверке конституционности части 3 статьи 21 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами закрытого акционерного общества "Товарищество застройщиков", открытого акционерного общества "Нижнекамскнефтехим" и открытого акционерного общества "ТНК-ВР Холдинг"
[iv] Гессен В. М. Исключительное положение. Харьков. 2004. ( книга ранее издавалась в СПб. 1908). С. 192.
[v] Там же С.193.
[vi] Здесь и далее анализируются документы, связанные с рассмотрением данного законопроекта доступные на Сайте Государственной Думы РФ URL: http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/(Spravka)?OpenAgent&RN=400063-4&11 (дата обращения 16.10.2012).
ReligioPolis