Виктор СИНОВИН
Куликово поле… Кто только не сплясал на костях его героев! Тут и «фоменковцы», перемещающие поле в пространстве, а битву— во времени. И создатели известного мультфильма «Лебеди Непрядвы», показавшие детям, как «монах» Александр Пересвет сражается в одной скуфейке с «бронированным» ордынцем… Кто-то скажет: «Правда о тех событиях давно известна из «Сказания о Мамаевом побоище». Свободу Руси добыли благословение Сергия Радонежского, воинская доблесть великого князя Дмитрия Ивановича, да подвиг монахов Пересвета и Осляби». Что тут возразишь? Только одно: «Сказание», созданное намного позже описываемых в нём событий, вряд ли превосходит в плане достоверности фоменковские изыскания вкупе с детским мультиком.
Отлученный от церкви
Мог ли дать благословение князю Дмитрию Ивановичу Сергий Радонежский? А если и мог, то почему князьотправился за ним в глухие леса, а не к высшим иерархам церкви, что подобало бы его статусу? Вот единый, «шокирующий» ответ на два вопроса сразу: будучи отлученным от церкви и преданным анафеме митрополитом Киприаном, князь Дмитрий не мог получить такого благословения у подчинённого Киприану Сергия. И не получил — что бы там ни писали в школьных учебниках.
Дело в том, что ещё летом 1378 года князь Дмитрий, желавший видеть на посту митрополита свою креатуру, а не Киприана, повелел слугам выгнать ставленника Константинополя прочь за городские ворота. Что и было сделано. С соответствующими для Дмитрия Ивановича последствиями. Вчитываемся в первоисточник — письмо отлучения, разосланное Киприаном: «Но раз меня и моё святительство подвергли такому бесчестию, — силою благодати, данной мне от Пресвятой и Живоначальной Троицы, по правилам святых отцов и божественных апостолов, те, кто причастен к моему задержанию, заточению, бесчестию и поруганию, и те, кто на то совет давали, да будут отлучены и неблагословены мною, Киприаном, митрополитом всея Руси, и прокляты, по правилам святых отцов».
Далее в письме говорится, что, буде кто из слуг Божьих осмелится не присоединиться к отлучению Дмитрия, сам же и подвергнется анафеме. Сергий Радонежский пошёл наперекор митрополиту? Ищем ответ. Заглядываем в ранние жития святого. Читаем, как же именно напутствовал он Дмитрия насчёт татар: «Почти дарами и воздай честь нечестивому Мамаю, да, видем твое смирение, господь Бог вознесёт тебя, а его неукротимую ярость и гордость низложит». Это — благословение на битву? К слову, нет о нём упоминания не только в житиях Сергия Радонежского. Не упоминается оное и в летописяхКуликовской битвы, в статьях Рогожского летописца и Симеоновской летописи, в Новгородской первой летописи. То, о чем не ведали современные событиям летописцы, станет «досконально известным» лишь в конце 15-го — начале 16-го века.
Настоящие герои
Теперь по теме «Пересвет — Челубей». «Всем известно», что они прикончили враг врага — не так ли? Почитаем теперь избранное из самой ранней, Кирилло-Белозерской редакции «Задонщины». Согласно оной, Пересвет «ркучи таково слово: «Лутчи бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели от поганых полонённым». Самое же примечательное, что слова о том, что лучше броситься на меч, нежели сдаться, наш смиренный монах произносит — цитируем, — когда «иные уже лежат посечены у Дона Великого на берегу». То есть битва в разгаре, а герой, якобы убитый до её начала Челубеем, вполне жив и, рубя поганых, не безмолвствует.
Что касается монашества Пересвета и Осляби — первый, согласно «Задонщине», не был облачён во время битвы ни в рясу, ни в схиму, ни в скуфейку, а «злаченым доспехом посвечивал», что более пристало витязю, нежели смиренному монаху. Но вот самое главное: в поминальном перечне Троицкого монастыря, основанного Сергием Радонежским, монахами которого якобы и были Александр Пересвет и Родион Ослябя, оба эти имени отсутствуют.
Ради справедливости стоит отметить, что Ослябя, уцелевший в битве, действительно постригся в монахи, но лишь под старость, и служил впоследствии у митрополита Киприана. Что до Пересвета, то доподлинно о его дальнейшей судьбе неизвестно. Зато ведомо о нём иное. Пересвет и Ослябя именуются во всех летописях «боярами брянскими» и «любочанами». Во времена Дмитрия Донского город Любутск на Оке (отсюда и «любочане») относился к землям Великого княжества Литовского и Русского. Первый удар ордынцев приняли на Куликовом поле войска перешедших на службу к Дмитрию Ивановичу литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. И уже из этих двух фактов, запечатлённых не в сказаниях, но в летописях, можно сделать один вывод: «любочане» Пересвет и Ослябя (или, говоря современным языком, «русские соотечественники из Литвы») бились в составе «сторожевого полка», состоявшего из литвинов, подданных литовских же князей, перешедших под русские знамёна. Между прочим, рубились литвины отчаянно. А вот жители стольного града, согласно летописям, да и «Задонщине», таковой ратной удали, увы, не проявили. Вчитываемся: «Москвичи же мнози небывальци, видевшее множество рати татарской, устрашишася и живота отчаявшася, а иным на бегы обратишася».
Как знать, чем бы закончилась Куликовская битва, если бы не полководческий гений прославленного воеводы Дмитрия Боброка — тоже литвина по национальности, уроженца Волыни, входившей в те времена, как и родной Пересвету и Осляби Любутск, в земли Великого княжества Литовского и Русского.
Как становятся врагами
Вкратце подытожим: первый удар окаянных басурман приняли на Куликовом поле литвины, в рядах которых бились витязи, «бояре брянские» Ослябя и Пересвет, перешедшие под знамёна преданного анафеме Дмитрия Донского вслед за своим сюзереном Дмитрием Ольгердовичем, князем Брянским. Возмутительное утверждение, не правда ли? Ведь в конце 15-го века, в годы «раскрутки» упомянутого нами «Сказания о Мамаевом побоище», появляются сведения о походе на Куликово поле литвинского злодея Ягайло. Да и в «Сказаниях» однозначно указывается, что Литву ведёт на поле биться с русскими литовский же князь Ольгерд. Наконец, и в летописях Москвы 15-го века прямо говорится, что Ягайло совершил поход против Дмитрия Ивановича «с силой литовские и лятские»…
Только вот ведь незадача: князь Ольгерд, якобы сражавшийся против Руси на стороне басурман, почил в бозе за несколько лет до начала Куликовской битвы. А в «походе Ягайло» при всём желании не могли быть задействованы силы польские (лятские). Ведь Литва объединилась с Польшей только через пять лет после Куликовской битвы — в 1385 году. Впрочем, и сам поход Ягайло на Русь столь же исторически «достоверен», как и мёртвый князь Ольгерд, якобы возглавивший литовскую рать, якобы сражавшуюся на Куликовом поле супротив рати русской.
А теперь зададимся двумя вопросами. Почему, спустя век после Куликовской битвы, истинная роль литвинов, сражавшихся на русской стороне против басурман, подверглась не то что замалчиванию — переосмыслению до неузнаваемости? Почему пропагандистам 15-го века пришлось «превращать» витязей Пересвета и Ослябю в монахов, а слова Сергия Радонежского, обращённые к «окаянному» Дмитрию Ивановичу, преподносить не иначе как благословение?
На второй вопрос ответим кратко: к сожалению, в годы монголо-татарского ига представители церкви крайне редко проявляли чудеса храбрости — к примеру, тот же митрополит Киприан бежал из Москвы, едва к ней, уже после Куликова поля, подошёл хан Тохтамыш с войсками. Церкви требовались именно воцерковлённые герои. Что касается литвинов, вдруг из защитников Русской земли ставших её врагами вкупе с «силами лятскими», то тут всё ещё проще. Годы создания мифов, «развенчивающих» воинскую доблесть литвинов, сражавшихся на Куликовом поле за Русь, — это годы, на которые пришёлся апогей противостояния Москвы с Польшей и Литвой.
У реальной истории действительно нетсослагательного наклонения, но её, бывает, переписывают — в угоду политической сиюминутности.
Источник: Загадки истории, 5/ 2015
