В 2006 году сэр Энтони Рассел Брентон, чрезвычайный и полномочный посол Её Величества королевы Великобритании в Российской Федерации (в 2004–2008 гг.), выступил на традиционных уже Шекспировских чтениях в Москве, международной академической конференции.
«В начале 2003 года в Америке, – начал сэр Брентон, – я пытался объяснить аудитории, почему режим Саддама Хусейна в Ираке является поистине жестоким. Цитата из Шекспира помогла мне найти эти слова», – и он произнёс монолог из «Макбета», в котором описывались бедствия шотландцев, когда у власти стал узурпатор Макбет: «Бедный край,/Себя узнать страшащийся! Не матерь/Шотландцам, а могила…», «Где вздохи, стоны, крики воздух рвут,/Но их не слышат; где припадок скорби/Слывёт обычным делом, где не спросят,/По ком звонят на кладбище…» (перевод М. Лозинского).
«Эти слова были написаны 400 лет назад человеком, который ничего не знал об Ираке и о тирании Саддама. Как Шекспир смог написать слова, которые так подошли моей аудитории?» – спрашивал тогда посол.
Сегодня сэр Брентон вряд ли стал бы приводить этот пример. Собственно, ведь что последовало в «Макбете» за известиями о шотландской трагедии? Спасать шотландцев от шотландцев двинулось большое войско английского короля. К чему привело вхождение миротворцев в Ирак четыре века спустя, мы видим. Лечение войной извне плохо помогает от внутренних политических болезней. К тому же и диагноз был не так уж достоверен – оружия массового уничтожения у Хусейна не оказалось. И тут стоит привести слова сэра Брентона, которыми он завершил то своё выступление: «Ни один другой писатель не смог столь точно описать интриги людей власти, их заговоры, их влияние на сограждан и то, как личность влияет на политические последствия. Когда мы сегодня читаем Шекспира, мы находим, что принципиально ничего не изменилось. Его политики – это наши политики. Его игры во власти – это наши игры во власти. Двор Шекспира 400‑летней давности имеет жутковатое сходство с современными дворами, где мне пришлось служить».
Вот это страшно, и это поистине вопрос из ХХI века: неужели ничего не меняется в нашем мире, и даже две мировые войны, случившиеся в ХХ веке, ничему не научили, ничего не изменили?
Когда-то (в 1810 году) Наполеон поучал русского посла в Париже князя Куракина, а через него – правителей России: «Вы всегда прежде, чем начать действовать, заглядываете в последствия событий; но в наш век события идут одно за другим с такою быстротою, что упустивши раз благоприятную минуту, после её уже не поймаешь». И скажем прямо, был неправ Бонапарт: во‑первых, потому что политику России в эпоху наполеоновских войн не во всём можно назвать предусмотрительной (по крайней мере), многое вообще спорно (вспомним реставрацию Бурбонов, например). А во‑вторых, Бонапарт именно своими «не упусти» и привёл в конце концов Францию к поражению, а себя – к изгнанию.
Научился ли мир за последующие сто лет чему-нибудь, смог ли хотя бы предвидеть, прогнозировать, если не упреждать возможные последствия назревающих глобальных событий?
Как сказать. Вот ещё в 1891 году португальский дипломат Эса де Кейруш писал: «Вильгельм II в буквальном смысле играет в азартную игру жуткими «костями из стали», о которых когда-то говорил Бисмарк». А приведёт это, по Кейрушу, к тому, что в обозримом будущем кайзер или «с небрежным величием будет из своего берлинского дворца управлять судьбами Европы», или, в лондонском отеле, «будет разглядывать помятую двойную корону Германии и Пруссии, извлечённую из эмигрантского чемоданчика».
И что же? В 1914–1918 годы кайзеровский Берлин был действительно одной из решающих сторон в судьбах Европы. Потом – изгнание и отречение кайзера. Правда, уделом его стал не Лондон (да и невозможно было угадать заранее верный адрес), а Голландия. Однако и здесь для кайзера по-своему сбылся первый вариант прогноза. «Рука Господа созидает новый мир и творит чудеса, – писал бывший кайзер в 1940 году. – Возникают Соединённые Штаты Европы под предводительством Германии»; «Блестящие генералы, командующие армиями в этой войне, вышли из моей школы… Ученики Шлиффена, они воплотили его планы, разработанные под моим руководством». Кампания против Франции шла и впрямь, как по кальке, очень близко к планам 1914 года. И не скажешь, что историческая трагедия повторялась в виде фарса. Кайзер дожил до падения Парижа. А умер 4 июня 1941‑го, в полной уверенности, что осуществляются его планы германской гегемонии.
Западноевропейские историки, всё более выявляя преемственность Первой и Второй мировых войн, дали им общее определение: Новая Тридцатилетняя (аналогия с европейской войной 1618–1648 годов, кончившейся сокрушительным поражением Священной Римской империи германской нации). По такому определению, можно сказать, что для России–СССР Первая мировая завершилась в 1945‑м. В этом смысле победный год в Берлине напоминает победный 1814‑й в Париже. Все три великие войны оказались для России Отечественными. В 1812, 1914 и 1941‑м отражали нашествие и бились вынужденно на своей территории. Во всех трёх войнах нападения ожидали, но – по собственным же оценкам – готовность к отражению была недостаточной. И ни в 1812‑м, ни в 1914‑м, ни в 1941 году Отечество наше не проявляло инициативы. Действовало по обстоятельствам. Это факт.
И в мире войну предвидели. В 1930‑е годы не только с неизбежностью, но и прямо-таки с апокалиптическими ожиданиями. «Всякий теперь одержим приближением Судного дня человеческой культуры», – можно было прочесть в английской газете, в рецензии на некий новый сборник стихов.
«Едва ли будет ошибкой предположить, что Европе предстояла бы в течение ближайших лет вторая великая война, ещё более разорительная, чем прошлая… Вопрос лишь в том, где разыграются новые войны. Если бы это случилось на Западе, то европейским народам пришлось бы вступить в новую тяжёлую борьбу, которая сокрушила бы остатки европейской цивилизации и предоставила бы развалины большевикам, на что они всегда рассчитывали и рассчитывают… Если бы такие события произошли на Востоке, то Европа получила бы по меньшей мере передышку, а быть может, и возможность вступления в новый период хотя бы и неустойчивого равновесия», – это из статьи «Германия, Россия и Япония» британского эксперта по СССР Малькольма Маггериджа.
Бывший посол Российской империи в Великобритании Е. В. Саблин, остававшийся, как и многие его коллеги, в стране пребывания и неформально продолжавший свою деятельность, выяснил, как относятся в Лондоне к выкладкам Маггериджа, о чём – по сложившейся системе – отчитался председателю Совета послов (бывших) В. А. Маклакову, в Париж: «Отношение британских политических деятелей, стоящих ныне у власти, ко всем «возможностям» можно резюмировать следующим образом. Прежде всего эти круги столь же заинтересованы в создании прочного противовеса Германии в Восточной Европе, как и до войны. Однако сражаться англичане ради этого не собираются и надеются, что им удастся добиться благоприятных результатов «чужими руками» без жертв и расходов, что вполне согласно с историческими традициями их практической политики…»
О том же Маклакову доносил бывший российский посланник в Греции Е. П. Демидов, из Афин: «Я недавно имел случай беседовать по душе на эту тему с британским послом в Турции. По его словам, Англия, сообща с Францией и Соединёнными Штатами, стоит на страже человеческих свобод против порабощения личности в так называемых тоталитарных государствах. Приобщение Москвы к демократической группе держав он далеко не одобряет, но опасность, грозящую миру от Германии и Италии, он считает настолько серьёзной, что допустимо, на его взгляд, соглашение хотя бы даже с Советами, чтобы предотвратить войну, знаменующую конец цивилизации»*.
Итак: предвидели, просчитывали. Избежать жертв и расходов никак не вышло. Но человеческую культуру, цивилизацию удалось спасти. Ставка на СССР, который в международном политическом обиходе продолжали называть Россией, оказалась верной. 7 ноября 1943 года начальник штаба оперативного руководства вермахта генерал-полковник Альфред Йодль в докладе, сделанном перед собранием гауляйтеров рейха, заявил: «Как закончится однажды эта война, никто заранее сказать не может… Мы должны победить, ибо иначе мировая история потеряет свой смысл». Для Третьего рейха мировая история действительно кончалась.
Но остались вопросы из ХХI века. Было ли осмысление мировых войн, глобальных катастроф ХХ века движением к миру? Но тогда почему войны не ушли в прошлое? И ведь идут они при участии «великих держав»…
Самое поразительное в истории, что она такая, какой была, какая есть. Независимо от того, что мы можем объяснить, а что – нет. Что же, история человечества – вечный эксперимент? С повторениями и вариациями? Или идёт падение цивилизации, культуры – от невозможности познать уроки; от какого-то неистребимого сопротивления человеческой природы, неспособности преодолеть свою косность, узость, когда мы живём, реально, в мире, где каждый является неотъемлемой частью мировой цивилизации, мировой культуры? Возможно ли?
Источник: Наука и религия
