Сегодня в СМИ активно обсуждается духовное возрождение России. Светские ученые и служители церкви не первый год спорят о необходимости введения в школьную программу «основ православной культуры», а правозащитники опасаются, что такое лоббирование РПЦ своих интересов неизменно создаст перекос в сторону православия в ущерб другим религиям.
Опасения их можно понять: мракобесная борьба с религиозными культами и малыми религиями, названная красивым словечком «сектоведение», с легкой руки распространителя этого термина Александра Дворкина словно пожар охватила Россию: в секты записали не только вызывающих опасения у несведущих граждан баптистов и пятидесятников, но и вполне традиционные религии, такие как ислам. Досталось сайентологам, кришнаитам, адвентистам… Но так ли страшны «секты», и корректно ли вообще употреблять этот термин к малым религиям? На эти и другие вопросы Анне СМИРНОВОЙ отвечает российский общественный деятель, публицист, член Союза журналистов России, бывший политический обозреватель парижской еженедельной газеты «Русская мысль», главный редактор «Религиополис» Михаил СИТНИКОВ.
Анна СМИРНОВА: Михаил Николаевич, скажите, в России действительно «нашествие» сект?
Михаил СИТНИКОВ: Вероятно, начать лучше с того, что понятие «секта» (религиозная), для даже сравнительно просвещенного современника означает вовсе не то, что чаще всего имеется в виду при использовании этого термина в российском информационном пространстве. Согласно научной парадигме, где такой термин есть, например, в религиоведении, «религиозная секта» – это одна из стадий развития религиозной организации, которая может далее или исчезнуть или, напротив, реализовать немалые для себя перспективы. Так, например, появившаяся когда-то секта от религии древних евреев превратилась сегодня в мировую религию — христианство, а одно из сектантских ответвлений христианства – альбигойство, под ударами преследований католицизма исчезло без следа. Для иллюстративности можно добавить, что в традициях индуизма абсолютное большинство направлений в его собственной среде принято называть сектами, что никому в голову не придет считать зазорным.
То есть, термин «секта» вообще не является корректным?
Да. Я напомнил об этом в связи с тем, что использование термина «секта» в религиоведении – разумеется, научном, т.к. иного просто пока не изобретено, – никогда не содержит в себе какой-либо оценочной коннотации, ни позитивной, ни негативной. Это – одна из форм существования религии на определенной стадии ее развития.
Отсюда достаточно очевидно, что «мировые религии» – ислам, буддизм, христианство – сектами на данном этапе развития являться просто не могут, хотя когда-то аналогичные стадии в своем развитии и проходили.
Не менее очевидно, что сегодня некорректно считать «сектой» и протестантизм – в том числе, баптистские, пятидесятнические и неопятидесятнические религиозные объединения, которые являются в соответствии с религиоведческой типологией деноминациями, используя при этом самоназвание «церквей». Так, например, возникшее когда-то в форме секты от католицизма движение Лютера, известно сегодня как лютеранство, представленное целым рядом «церквей» (религиозных объединений, соответствующих определенному набору признаков, сформулированных в религиоведении).
Я не религиовед, поэтому излагаю лишь самые элементарные позиции объективного взгляда на религию и организации верующих, с которыми в большинстве цивилизованных стран знаком практически каждый интересующийся этой сферой грамотный человек. Более детально и существенно о многих вопросах, касающихся религиогенеза, процесс коего в обозримой истории никогда не прекращается, могли бы поведать ученые-специалисты. В России таковых не слишком много, но они есть.
И все-таки, термин в информационном пространстве есть. Как его следует понимать не специалисту, а простому человек?
Вопрос о том, «что мы должны» понимать под определением «сектоведения» несколько запоздал. Потому что общеизвестен тот факт, что «сектоведение» – это появившаяся в конце первого десятилетия 20-го века в России церковная дисциплина, основанная на конфессиональном воззрении Православной российской церкви на другие религиозные традиции *. К науке данная церковная дисциплина не имеет никакого отношения.
Однако, ее возникновение можно считать вполне логичным для периода церковного кризиса начала 20-го века, так как это стало синтезом опоры на идею о своей исключительности, свойственную практически всем известным религиям (этот постулат также известен науке: любая религия считает истинной только себя, тогда как остальные – ущербными, ошибочными, несовершенными и так далее, вплоть до порочных) и необходимости улучшения имиджа церкви, изрядно упавшего в ту пору глазах населения страны. Поэтому, как внутрирелигиозная дисциплина – актуализированное в 1910 году сектоведение, так же как и представление религии о своей исключительности, – были ориентированы на сохранение целостности религиозной организации (в России – РПЦ МП, например). При этом современный церковный кризис, связанный с превращением религиозной институции в большей степени идеологическую, снова потребовал актуализации в т.ч. и сектоведения, что можно было наблюдать на примере создания специального сектоведческого центра Иринея Лионского по благословению предыдущего патриарха Алексия Второго, открытия ныне ликвидированной кафедры сектоведения в ПСТГУ, организации сети антикультистских центров в епархиях РПЦ МП и так далее.
Тем не менее, вполне оправданное интересами внутриконфессиональной жизни сектоведение имеет полное право на существования, так же, как любые другие внутриконфессиональные дисциплины – пастырское богословие (оно лишь, впрочем, и получило развитие в российском православии), гомилетика (обучающая проповедничеству), литургика и прочее. Для этого может использоваться гарантированная законодательством РФ система религиозного образования, которая существует практически во всех вероисповеданиях, включая православие. Но – и это столь же несомненно, как право внутриконфессионального воспитания и привития религиозных навыков верующим, – в светской системе образования подобным религиозным дисциплинам категорически не место.
То есть, сектоведение, по сути, это некий атавизм, за который усиленно цепляются отдельные представители РПЦ?
Да. Не имея никакого отношения к науке, парадигма которой является общей для нашей цивилизации, «сектоведение» воспринималось бы для любой общеобразовательной или высшей школой в системе светского образования таким же нелепым, как обучение креационизму, «технологиям распознавания ведьм» или доктрине Блаватской. Доскональное знание о перечисленных и многих других мистических и идеологических концепциях различных религиозных и эзотерических направлений, разумеется, является предметом изучения науки – например, религиоведения. Но научными теориями или гипотезами все это лженаучное многообразие не является. Следовательно, внедрение таковых в сферу светского образования и науки является заведомой и очевидной профанацией.
Однако, эта «профанация» успешно, и уже не одно десятилетие, воспитывает в гражданах религиозную нетерпимость, по сути, разрушая сам принцип многоконфессионального государства Российского?
Такое явление, как религиозная нетерпимость (агрессивный фундаментализм) хорошо известно истории, и А.Л. Дворкин не является первооткрывателем того, что в русскоязычном пространстве называют «антикультизм». Нетерпимость к иноверию имеет место в истории христианства и реализовывалась как методами инквизиции (католицизм), так и продолжавшимся практически до 20 века «воцерковлением» (принудительным крещением) коренных народов России (православие).
В настоящее время уровень развития христианской религиозной культуры в мире в целом достаточно высок, и эта мировая религия давно прошла стадии жесткого фундаментализма. Тем не менее, какие-то островки «архаичной религиозности» остаются, отдельные христианские сообщества продолжают культивировать типичную для Средневековья и даже какого-то периода Нового времени религиозную нетерпимость. Как правило, причиной этого становится либо косность, либо сознательное апеллирование религиозными лидерами к наиболее примитивным, а то и низменным эмоциям людей – зависти, неприязни, ненависти, агрессивности и др. ради достижения каких-то политических целей. В частности, последнее видится наиболее вероятной причиной тенденции культивирования религиозной нетерпимости в религиозно-политической корпорации РПЦ МП, основной опыт которой в последние более, чем три столетия, сводился к идеологическому обслуживанию интересов сменявших друг друга властей.
Но позвольте, Россия православная страна, а говорить о «фанатизме» и «культивирования религиозной нетерпимости» для «идеологического обслуживания властей»...
Понимаете, «скорректировать» эффекты присутствия такой патологии, как религиозная нетерпимость, способно лишь просвещение – в том числе, усвоение новыми поколениями наших соотечественников знаний о религии, то есть «религиоведческих знаний» – вне зависимости от религии. К сожалению, в России в целом мы наблюдаем сегодня процесс, прямо противоположный просвещению. Это выражается в разрушении системы образования и науки, в клерикализации (т.е. конфессиональном идеологизировании) практически всех сфер светского пространства, что формирует косное население, которым крайне легко управлять при помощи самой примитивной пропаганды.
А есть возможность выражать альтернативное мнение, дискутировать с представителями Церкви, искать общие точки соприкосновения, как-то обходить этот радикальный фанатизм?
Дискутирование науки и религии – понятие, не содержащее в себе смысла ни для религии, ни для науки. Проблема в том, что это – два из трех основных типов мировосприятия людей (третий – искусство), которые не могут ни противоречить друг другу, ни мешать (улыбается). Единственная «сторона», способная иметь какие-то выгоды от режиссируемых дискуссий такого рода, это идеологи того или иного политического режима, заинтересованные или в просвещении общества (и др. признаках достижения общественного блага), либо в формировании легко манипулируемой «массы» (этот замечательный сформулированный Лениным термин, так же, как и опыт манипуляции в эпоху СССР, хорошо известны истории по своим результатам).
В принципе, «альтернативой» не только «Центру св. Иринея Лионского», но и всем подобным ему организациям в целом, является любая хорошо организованная научно-религиоведческая кафедра любого качественного университета.
Вы можете уточнить еще раз: насколько вообще допустимо в многоконфессиональном государстве, каковым является Россия, понятие «сектоведения»?
Если настаиваете, и чтобы было понятнее читателю, повторюсь: внутри религиозных сообществ таких «сектоведений» теоретически может быть сколько угодно. Закон гарантирует невмешательство государства во внутреннюю жизнь религиозных организаций, и что одни верующие формулируют насчет других – это их личное и внутрирелигиозное дело. Однако, в государственной светской системе образования такие, мягко выражаясь, «гипотезы», как сектоведение выглядят нелепо, а попытки внедрения сектоведческих «постулатов» в практику администрирования или судопроизводства – являются деструктивным фактором, который может использоваться в политических целях.
Понятно. А каково ваше отношение к деятельности Дворкина на посту председателя Экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Минюсте РФ? И насколько вообще такой совет необходим?
Вероятно, Министерству юстиции, как и государственной власти в целом, было бы целесообразно сформировать органы, способные выступать арбитрами в случае возникновения правовых, я подчеркиваю это, проблем в межрелигиозных отношениях. Однако, понятие «государственная религиоведческая (?) экспертиза», может быть, могло иметь смысл, если такая структура могла бы означать «независимую научно-религиоведческую экспертизу», осуществляемую специалистами-религиоведами (социологами религии, философами, историками религии, феноменологами религии и т.д).
Наличие на должности руководителя «экспертного совета при Минюсте» клерикального функционера, не имеющего специального образования и достаточно часто публично обнаруживающего склонность к диффамации – по любой из трех этих наиболее очевидных причин, выглядит нонсенсом. Будучи персонализированным апологетом антикультистской (т.е. антирелигиозной) кампании, организованной православной церковной институцией в России против иноверия и иноверцев, Александр Леонидович Дворкин в роли «государственного эксперта» выглядит и вызывающе, и карикатурно. Понятно, что воспринимать религиоведческим «совет», состоящий из идеологически ангажированных антикультистов в качестве авторитетного, да еще и «государственного» любому вменяемому человеку было бы сложно.
Чисто по-человечески я в чем-то даже сочувствую Дворкину, который в силу объективных личностных душевных признаков оказался использованным какими-то силами в качестве инструмента для продвижения неблаговидных, опасных для общества и оскорбительных для России дел.
Источник: Трибуна
* Вопросу о появлении этой конфессиональной дисциплины в России, в частности, уделяют внимание и конфессиональные специалисты: "Сектоведение как самостоятельная академическая дисциплина, по Уставу духовных академий, появилась в 1912 г., хотя первая попытка учреждения кафедры сектоведения в Московской духовной академии на средства Московской епархии в порядке частной инициативы была предпринята митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским) в 1905 г., но она не была успешной. До учреждения самостоятельных кафедр сектантская тематика рассматривалась как часть других дисциплин". Конь Р. М. Введение в сектоведение — Н-Новгород: НДС, 2008., стр.29
