Фёдор СИНЕЛЬНИКОВ, Дмитрий АХТЫРСКИЙ

Современный западный мир часто называют миром секулярным. Такой мир приверженцы тех или иных традиционных религиозных конфессий склонны называть «постхристианским», переживающим «апостасию» («отпадение») от «истинной веры». Однако такой взгляд, как нам представляется, основан на чисто формальном, внешнем подходе, который игнорирует суть Благой Вести Иисуса и концентрируется на ритуальных и догматических моментах, а также на авторитете в социуме иерархических структур соответствующих конфессий.
Мы постараемся показать, что секуляризация не есть уход от духа Благой Вести — но напротив, является возвратом к нему. А точнее, его продолжающимся выявлением в истории человечества. Более того, мы попытаемся поговорить о перспективах процесса секуляризации, который нам видится далеко не законченным.Сакрализация власти — вот то, что должно быть преодолено в процессе секуляризации. И проблема эта выходит далеко за рамки взаимоотношений светской власти и традиционных жреческих корпораций — поскольку власть может пытаться сакрализовать себя различными способами.
Мы не отрицаем, что, кроме Благой Вести Иисуса, мы можем попробовать найти и иные корни секуляризма. Но в этом тексте мы сконцентрируемся именно на одном этом источнике, учитывая, что критика секуляризма исходит прежде всего из кругов, считающих себя «христианскими» - а не от неких религиозно настроеных «новых эллинов», которым следовало бы доказывать причастность демократии, допустим, идее блага.
Поэтому в первой части нашего текста мы должны будем обратиться к основным принципам нашей библейской экзегезы — рассказать, как мы подходили к евангельским текстам, выявляя в них секулярный месседж.
Тем, кого вопросы экзегезы и герменевтики волнуют мало — можем посоветовать переходить сразу ко второй части нашего повествования, в которой говорится уже непосредственно о проблемах секуляризации и десакрализации (в частности, дается оценка нынешней фазы этого процесса и предлагается поразмыслить о его перспективах).
- Мистическая этика как ключ к Евангелию
С помощью одного только герменевтического анализа текста к однозначным выводам относительно намерений подлинного Иисуса (живого человека, а не героя литературного произведения) придти невозможно.
Поэтому верификационным моментом остается для человека его собственное переживание Благой вести - откуда человеку светит свет. Если человек чувствует свет, сквозящий в тех или иных местах евангельского текста - именно на них ему и остается опираться. Никакой научной объективности здесь не может быть - но только этико-мистический выбор.
Если мы предполагаем, что Иисус обращался прежде всего ко "внутреннему человеку", к его врожденному чувству правды, свободы и любви, то именно наш "внутренний человек" только и может быть критерием оценки тех или иных текстов, пусть и считающихся в тех или иных сообществах сколь угодно авторитетными.
Таким образом, когда мы пытемся оценить те или иные реалии современной жизни, мы не должны в качестве доказательства той или иной точки зрения выводить итоговое суждение, апеллируя к евангельскому тексту как к авторитетному. Приведение цитат из евангельского текста будет не "причиной", не элементом доказательства, но коррелятом к остальным нашим месседжам, иллюстрирующим материалом и конструктивной познавательной метафорой. Мы пытаемся сопоставить эффект, производимый в нашем сознании тем или иным фрагментом евангельского текста или предания, со сходными переживаниями, вызываемыми иными ситуациями в нашей жизни.
Отсюда прорастает один из корней проблемы секуляризма и секуляризации. Никакая внешняя инстанция оказывается неправомочна навязывать нам "единственно правильную" интерпретацию слов Иисуса - и вообще, претендовать на априорную авторитетность, не спрашивая нашего согласия на принятие этой авторитетности.
- Разрушение храма
В диалоге с самарянкой у колодца (в евангелии от Иоанна) возникает тема нового отношения к храму: «Наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу». В евангелиях (и у синоптиков, и у Иоанна) мы встречаем еще одно свидетельство об отношении Иисуса к храму. Иисус говорил о разрушении существующего в Иерусалиме храма (что именно - точно мы сказать не можем) и (вос)создании нового храма. Он произносит эти слова в ответ на обращенный к Нему вопрос о Его метафизических полномочиях: кто Он - пророк, машиах, новый царь? И вот Его аудитория слышит: разрушьте этот храм - я создам новый. Смысл реплики Иисуса многозначен. Если Он говорит о храме только как строении, то "разрушьте" - это просто троллинг навязчивых оппонентов. Они не будут разрушать здание храма, но тогда и их вопрос о Его полномочиях провисает. Однако слова Иисуса можно трактовать и иначе: Иисус говорит не о строении, а о системе отношений. И это уже не троллинг, а призыв к духовному пробуждению. Он противопоставлял старому храму не новый храм - с новым культом и жречеством, а идею новых взаимоотношений людей в Боге и с Богом.
Весть Иисуса - это весть о том, что все в этом мире может и должно быть обожено, но никак не сакрализировано. Обожение прямо противопоставлено сакрализации. Там, где исчезает, охлаждается мечта о преображении, возникает священное. А где священное – там и богохульство, и кощунство, и святотатство.
- Девальвация
В евангельском тексте есть один часто цитируемый момент: это слова Иисуса о монете с изображением кесаря. Часто они интерпретируют как прообраз разделения светской и конфессиональной власти или еще шире - светской и "духовой" сфер. Но, на наш взгляд, прочитывать этот фрагмент следует иначе. Речь в нем идет о том, что вообще все - божье. Но не в смысле собственности: у Бога нет семьи, частной собственности и государства. Смысл этого изречения Иисуса в сочетании с Его антихрамовыми акциями означает, что Бог вводится в мир повседневности, а мир повседневности возвращается к Богу. Но Бог здесь выступает не в качестве норматива, а как наполняющая секулярный мир изнутри олицетворенная идея солидарности и взаимной любви (разделение хлебов), терпимости ("не судите" и "прощайте").
Монета в этом фрагменте - это символ уходящего, преодолеваемого в преображении мира, в котором не женятся, не становятся начальниками, не продают и не покупают.
Удел кесаря девальвируется. Удел кесаря - это вовсе не мир финансов или сепарированной светской власти. Удел кесаря - власть как принцип. Именно поэтому все, что есть в мире, должно быть Божьим. И власть как система отношений на Земле должна уступить место новому порядку отношений. Тому, что ассоциируется с Царством Божиим.
- Царство без власти
Претендовал ли Иисус на земную власть, на земное царство, противоположное царству кесаря по форме, но не по сути?
В евангелии от Иоанна отмечается, что Иисус удалился от тех, кто хотел объявить Его царем. Можно ли считать этот фрагмент достаточным свидетельством того, что Иисус не притязал на власть? В евангелии от Луки есть еще один фрагмент, который создает массу сложностей для экзегетов: это диалог апостолов и Иисуса о мечах в Гефсимании. Когда Иисус говорит ученикам о том, что нужно продать все, что они имеют и купить меч. В ответ они говорят: «вот два меча», но Он останавливает их: «довольно!». Возможно именно здесь и происходит та высшая победа над «миром», то преодоление сатанинского искушения, которое символически описывалось в начале евангелия от Матфея. Иисус отказывается взять меч и принимает Крест – Проклят всякий, висящий на древе. Именно здесь происходит чудо абсолютной десакрализации власти.
Здесь, кстати, проходит граница между двумя учителями: Иисусом и пророком Мухаммадом. Мухаммад спасает свою жизнь и миссию бегством из Мекки в Медину – хиджрой – с этого и начинается ислам. И как следствие Мухаммад берет в руки меч, отвергает идею Богочеловека Иисуса, Его смерти на кресте и Его Воскресения.
"Царство Божие" - это совсем не то, что обычно соотносится со словом "царство". Культурно-лингвистическая среда, в которой действовал Иисус, просто не имела соответствующего словаря, чтобы воспринять Его идею. Поэтому Он пользовался словом "царство", но пытался его перекодировать, в том числе и в притчах. Царство Божие - это такой порядок отношений, в которых Бог не царствует как всевластный монарх, но в котором люди живут, руководствуясь высшими ценностями, имеющими источником божество. Бог как личность соединяется с людьми - и все люди обретают богочеловечность.
Иисус мог бы воспользоваться словом "республика" – «перевести» его на язык своей аудитории. Но к этому времени "республика" фактически уже в обыденном сознании и означала "власть кесаря". Однако в Евангелии не идет речь и об эпохе "судей" - но именно о "царстве". Почему? Возможно, это делалось для усиления парадоксальности Вести, для ломки шаблона - что тут мы в очередной раз встречаемся с методикой Иисуса, с которой поставить рядом можно чань/дзэн-буддизм. Взламывающий броню обыденного восприятия парадокс в данном случае - поименовать "царством" то, в чем в принципе нет того, что составляет суть любого царства. В чем нет власти, потому что есть любовь и свобода.
Различия в трактовках терминов "царь" и "царство" Иисусом и Его слушателями - одна из линий трагедии, происшедшей в Палестине. Слова о Царстве, слова Иисуса о том, что "Царство посреди вас" воспринимались как покушение Иисуса на царское достоинство - и властями, и значительной частью аудитории. Иисус оказывался непостижим для людей, воспринимавших мир в категориях власти и могущества. Непостижим - и опасен.
Может быть, некорректно говорить, что Он остался совершенно не понят. Возможно, некоторые поняли Его слишком хорошо. Его весть разрушала не просто санхедрин или правление римского префекта Понтия Пилата, не просто власть жречества и иродовой династии, власть римского императора - она деконструировала власть как систему отношений на Земле. Слова о том, что "придут римляне и овладеют нашим народом", будут потом повторять охранители всех времен и народов: "Как же так, мы откажемся от власти и насилия, но ЭТИ-то не откажутся, они придут сюда, возьмут наших жен и детей, наш Берлин или Москву, Нью-Йорк или Париж". Но что бы не пытались сделать консерваторы, они не в силах остановить действие Его вести, прозвучавшей 2000 лет назад.
Иисус отказывается от власти. По парадоксальному выражению Бердяева, высшее иерархическое положение в мире - быть распятым. Распятый Бог - это не просто для иудеев соблазн, а для эллинов - безумие. как показывает опыт павла очень даже можно втиснуть подвиг Иисуса в традиционные рабские идеологемы и объявить, что всякая власть от Бога. Подлог Павла не просто в том, что он говорит о том, что всякая власть от Бога - это мог повторить любой "язычник" или иудей. Подлог Павла в том, что всякая власть от Бога, которого на Земле выразил через Себя Иисус.
Так вот распятый Бог - это такой удар по власти, от которого она уже никогда не сможет оправиться. Да, будут постоянно предприниматься попытки Его именем освящать бойни и казни, но каждая такая бойня и казнь ведут к еще большему опрокидыванию демонической системы, к еще большему разделению царства сатаны в самом себе.
Богочеловек на Кресте - это победа богочеловека над падшестью этого мира, выражающейся не в каком-то абстрактном "грехе", а во вполне оформленном порядке отношений - соблазне могущества и стремлении придать этому могуществу высшую санкцию. Именно из этой победы Иисуса следует уже победа над смертью - Воскресение.
- Есть ли у Бога собственность?
Итак, старый порядок отношений господства и рабства Иисусом упраздняется. Выше мы упомянули евангельский эпизод с монетой, указав на неправомерность общепринятой «псевдосекулярной» трактовки эпизода — что из него следует не разделение сфер «светского» и «духовного», но упразднение этой оппозиции в принципе, в которой исчезают кесари и трансформируется образ Бога. Какая может быть собственность у Бога? Может ли Тот, Кто не может называться словами "сила" и "власть", иметь собственность? Ответ «да» практически неизбежно порождает иерократию, которая назначает себя наместником Бога на земле.
Именно потому что свобода есть божественный первопринцип, Бог отказывается тем самым от "принадлежности". Ему ничего не принадлежит, так как в обратном случае Его дар свободы был бы не полным, был бы ограниченным суррогатом. Бог - вообще по ту сторону обладания/необладания. Заявлять о том, что Ему что-то принадлежит, значит принижать Его образ. "Отдайте Богу Божье" - это коан, выводящий на новый уровень сознания парадоксальный медитативный объект. Этот коан высвечивает весь абсурд идеи, что Богу может что-то принадлежать, или что у Него можно что-то забрать.
Авторы: Федор СИНЕЛЬНИКОВ - историк, культуролог член редакционной коллегии журнала «Переход»; Дмитрий АХТЫРСКИЙ - к.ф.н., преподаватель истории философии РГГУ.
Продолжение следует ...
Источник: Выход
Комментарии