Лев СИМКИН
Первая попытка
В архивах сохранились сведения о том, что в октябре 1962 года Петр Ващенко с семьей пытался проникнуть в израильское посольство. Августина это не подтверждает. Вначале они действительно хотели туда, но им кто-то сказал, что в Москве нет израильского посольства (на самом деле оно было там до 1967 года), тогда решили идти в американское.
Они приехали в Москву и впервые увидели то здание с аркой на Садовом, с которым в будущем у них будет столько связано. С виду это обычный сталинский жилой дом, он и вправду был им, покуда в 1953 году его не передали посольству.
Милиционер остановил их для проверки документов, в этот момент к арке подъехала и остановилась машина, и Августина бросилась к ней.
“Вы работаете в посольстве?” — поинтересовалась она у водителя и хотела было вручить ему подготовленное загодя послание, но ее оттолкнул в сторону милиционер.
Их забрали и привезли к прокурору Куйбышевского района Москвы. Августине запомнился его первый вопрос Петру: “У тебя что, две жены?”. С ними была жена брата Петра — Харитона. Потом прокурор сказал, что в Америке их ждет жизнь под забором. Петр ответил: нам дал направление Бог, и мы от него не отступим.
Их посадили на поезд, дали сопровождающего из органов и вернули в Абакан. Оттуда на прокуренном воронке привезли в Черногорск, и местный гэбист по фамилии Иконников посмеялся над ними: “Вы побежали и упали на колени перед американцами, а они даже не пожелали вас видеть”. Еще он говорил Петру, что если он найдет в тайге американского парашютиста-шпиона, то наверняка его спрячет. Напомню, это случилось немногим больше года после того, как в районе Свердловска сбили самолет с летчиком-шпионом Пауэрсом.
В декабре 1962 года Петра арестовали по пути с работы из шахты домой. Григорий к тому моменту сидел почти два года. Его жена поехала к нему на свидание и обнаружила, что он истощен от голода. Приехав домой, рассказала, что Григорий, возможно, не доживет до конца срока. Все это послужило толчком для новой поездки в Москву.
Вторая попытка
29 декабря 1962 года родственники арестованных пятидесятников — четырнадцать взрослых членов общины, взяв с собой восемнадцать детей, отправились в Москву жаловаться. Адресатом своих жалоб они избрали американское посольство.
Семья Ващенко была широко представлена, с собой взяли даже деда с бабкой — Павла и Анну. Во главе делегации был брат Петра Харитон, он-то инициировал подготовку письма о преследованиях верующих. Правда, в КГБ вдохновителем поездки почему-то сочли семидесятипятилетнего Павла Антоновича. Согласно архивным материалам он, несмотря на свой преклонный возраст и в силу этого неуязвимый по отношению к судебным преследованиям, активно влиял на группу “экстремистов”.
Обратим внимание на слова о “неуязвимости” пожилого человека — чекисты начала шестидесятых уважали старость. А ведь еще недавно, в пятидесятые годы, не отличали старых от малых. Скажем, в Хмельницкой (тогда Каменец-Подольской) области мели подчистую всех пятидесятников (в других областях забирали лишь проповедников), невзирая на их возраст. Когда старикам и старушкам отпускали по двадцать пять лет срока (судили за антисоветскую пропаганду), обвиняемые улыбались и благодарили судей за то, что те добавили им годы жизни, которые они прожить не рассчитывали 5.
…Время для поездки — декабрь — черногорцы выбрали неслучайно, органы их отъезд прошляпили, видно, готовились к встрече Нового года. Маленькими группами собрались на железнодорожной станции, сели в поезд и 3 января приехали в Москву.
От Казанского вокзала вышли на Садовое, добрались до площади Восстания и подошли к знакомой арке. Завели разговор с ничего не подозревавшим милиционером. Пока кто-то один вел неспешную беседу, остальные проскочили.
Американцы, видно, растерялись от столь представительного визита. Наши, похоже, растерялись не меньше. Августина уверяет, что вначале с черногорцами встретился американский посол, а потом в посольство приехал “министр Кузнецов со свитой из семи или восьми помощников”.
Послом в то время был Фой Коллер, назначенный в Москву в октябре 1962 года, накануне Карибского кризиса, больше о нем ничего примечательного не знаю. Но еще меньше известно о “министре Кузнецове”, именно так этот персонаж фигурирует в литературе о “сибирской семерке”. Скорее всего, под ним имелся в виду Василий Васильевич Кузнецов, в то время первый заместитель министра иностранных дел. Фигура совершенно забытая.
Между тем впоследствии он трижды, пусть и на короткий срок, возглавлял Советское государство. Так случалось в периоды вакансий, вызванных смертью Брежнева, Андропова и Черненко. Дело в том, что Кузнецов с 1977 года занимал должность первого заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Эту должность — первого зампреда — ввели сразу после принятия брежневской Конституции, когда Брежнев стал де-юре руководителем Советского Союза, нужен был кто-то для ведения текущих дел в Верховном Совете. А бывшего председателя Президиума — Николая Викторовича Подгорного потихоньку прогнали. Народ этого не заметил, никто и не шелохнулся, будто его и не было.
Но вернемся к событиям того январского дня. Визитеры попросили у американцев политического убежища. Рассказали, а потом в присутствии Кузнецова повторили о черногорских событиях. Тот сказал, что не знал о брандспойтах и прочем, но обязательно разберется, пообещал назначить комиссию. По словам Августины, он даже извинился перед американцами, сказал, что понятия не имеет, почему так случилось. В Советском Союзе, уверял “министр”, всем гарантирована религиозная свобода. Но если все же они захотят эмигрировать, то все необходимые для этого бумаги надо оформить в Черногорске. Никого из них пальцем не тронут.
Гости закричали — “не верим”. Павел Антонович добавил — “они нас убьют”. Но посол объяснил, что им все равно не могут предоставить политическое убежище, и их убедили удалиться.
Посадили на автобус и привезли на Курский вокзал. Там в какой-то комнате собралось, по выражению Августины, много важных людей. Особенно ей запомнился один, который сразу начал стыдить — вы советские люди и пришли к американцам, нашим врагам, жаловаться. Да вас за это надо в тюрьму.
После нотаций им купили обратные билеты, и провожавший гэбэшник сказал проводнику — вагонные двери не открывай, они сумасшедшие. В Абакане к вокзалу подогнали автобус, там их ждал все тот же Иконников, прозевавший их отъезд и потому особенно на них злой.
Обещания не выполнили. Харитона через три месяца арестовали. Но до этого была еще одна, третья попытка.
Харитон туда дорожку проторил
Так сказала Августина, упомянув следующую поездку, случившуюся в марте того же, 1963 года. Не дождавшись результатов предыдущей поездки, Харитон с женой и Августина с шестилетней Верой полетели в Москву. Приблизиться незамеченными к посольству на этот раз не удалось, поэтому они подкараулили одного из американских дипломатов и подошли, когда тот выходил из парикмахерской напротив посольства. Они его легко вычислили, а вот как он узнал их, поначалу было для меня загадкой.
Августина раскрыла секрет — “к тому моменту нас знали в лицо все посольские”. Дипломат назначил им встречу на станции метро “Измайловская”. Там, под статуей партизана Отечественной войны, они передали ему бумаги, очередные просьбы о выезде. Всю дорогу гэбисты молча следовали за ними, но встрече не мешали.
Харитон затем пришел на прием в МИД, проситься в эмиграцию, там ему посоветовали ехать домой — ваш вопрос надо решать в Черногорске.
Женщины вернулись сразу. В Красноярском аэропорту их встретили и отвезли на допрос. То же — в Абакане, когда туда прилетели. Из местного отдела КГБ их выставили вечером, когда автобусы в Черногорск уже не ходили. Гостиница была переполнена, спали на вокзале.
21 марта 1963 года Петр был осужден на два года, Харитон — на пять.
Раскол
После поездки тридцати двух в Москву местных чиновников подправили. В Хакасию приехала комиссия из Совета по делам религий и пожурила местных чиновников за допущенное “администрирование”.
Ну перегнули палку в Черногорске, — говорил мне Н., в те годы лектор Общества “Знание” в Красноярске. — Подправили их. Но доведись до любого, те-то совсем обнаглели — голосовать отказывались, детей в школу не пускали, у себя во дворе американский флаг вывесили.
О детях и американском флаге мы поговорим позже. Что же касается реакции власти, то в тот момент она поменяла тактику, инициировав раскол общины пятидесятников. Из лагеря досрочно выпустили Григория и еще троих из числа посаженных.
Для описания дальнейших событий обращусь к книге Джона Поллока, приезжавшего в те годы в американское посольство в Москве 6. Его труд основан на интервью с сидельцами и, главное, на их собственных рукописных материалах, рассказывающих о “допосольской” жизни.
Джон Поллок, цитируя записи Петра, пишет, что отпустили их под условием. Они обещали навести в своей церкви порядок и не допускать новых обращений в посольство, позорящих Советскую власть. В результате “по наущению Сатаны” община раскололась.
Вряд ли, конечно, это было так, как виделось Петру. Тем не менее Григорий предложил дяде — Павлу Антоновичу собираться со своими на богослужения отдельно. “Чтобы остальных не смущали”, — так запомнились Агустине его слова. Ядро отделившихся составили те, кто ездил в Москву.
Другие члены церкви были против них, так как хотели примирения с властью7 — это уже объяснение Лидии Ващенко, из ее опубликованных воспоминаний.
Отделившиеся полагали необходимым бороться со злом, противостоящим добру, не позволяющим свободно отправлять религиозные обряды, как того требует Писание. Причем бороться любыми методами. Григорий же в ту пору полагал возможным использовать лишь законные средства противостояния власти.
А вот по вопросу об эмиграции, похоже, как ни странно, у них с “умеренным” большинством никаких разногласий не было. Остальные все тоже были за то, чтобы ехать, просто бежать в посольство никто не отваживался. “Эмигранты” были в меньшинстве, но от этого не переставали быть плотью от плоти остальных верующих. Изгои среди изгоев, они все больше замыкались в узком круге единомышленников.
Еще говорили, что раскол был вызван разногласиями по вопросам толкования религиозных догматов. Петр и Харитон, в отличие от Григория, считали, что Спасение ждет не всех, а только самых истовых верующих.
Пастор из Саяногорска Сергей Иванович Ващенко, их внучатый племянник, рассказал мне, что в церковь они не ходили, держались сами, так как остальную общину считали слишком либеральной.
Забегу вперед. В 1981 году, когда Ващенки коротали в посольстве уже третий год, Григорий эмигрировал в ФРГ — его жена имела там родственников. Мне рассказывали, ссылаясь на слова одного из сотрудников Госдепа тех времен, что его выезду помогли американцы, сговорившиеся с правительством Германии. Замысел состоял в том, чтобы тот смог от своего имени отправить вызов для семьи Петра Ващенко. Это помогло бы сохранить лицо Советам — все увидели бы, они не сдались американцам, а отпустили пятидесятников в другую страну. И американский позор мог закончиться — а то получалось, что страдальцы за веру находятся на их территории, и американцы не могут ничего для них сделать.
Но не удалось договориться с Григорием Ващенко. Приехав в Германию, он сказал, что Петр Ващенко имеет другой взгляд на одну из библейских доктрин и потому должен раскаяться в этом прежде, чем он подпишет какие-либо документы.
Лидия
Лидия полагает, что идею эмиграции отцу подсказали чиновники от образования, которые говорили: “Если хотите, чтобы ваши дети ходили в религиозные школы, вам лучше эмигрировать”. Августина же рассказывает, что Петру тоже было откровение: “Здесь не найдешь защиты, а там мой народ есть”. “Там” — это в Америке, но вначале ее место занимала любая другая “некоммунистическая” страна.
Так или иначе, все началось с того, как в 1962 году Петра и Августину лишили родительских прав на трех старших дочерей в связи с отказом родителей отпускать их в школу. Харитон и другие последовали их примеру. После зимних каникул 1962 года такое решение приняли четыре семьи, и восемь детей перестали посещать занятия.
Петру особенно не по душе были уроки истории, посвященные коммунистической партии. Августина до сих пор возмущается тем, что детей в школе заставляли петь мирские песни. И Лидия вспоминает, как отказывалась петь Интернационал. Ведь в нем есть кощунственные слова: никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь, и ни герой...
Несмотря на письменное заявление родителей, дочерей Ващенко не освободили от уроков пения. Но они все равно отказывались петь песни, если в них попадались слова о Ленине и партии.
“Отец был свободный человек, — вспоминает Лидия, — готовый за свободу бороться. Он написал в Министерство образования и получил оттуда ответ — у нас одна программа для всех”.
“Ваши дети тянут класс назад, — сказали им в школе. И добавили: не нравится, уезжайте”. Тогда впервые были произнесены эти слова, заметьте, не ими.
Лидия рассказывает, что сама отказалась ходить в школу. Одноклассники оскорбляли ее и даже били. В 1961 году в десятилетнем возрасте девочка положила голову на рельсы, но ее обнаружили железнодорожники и спасли.
В одиннадцать лет ее поместили в детприемник в Абакане. Это случилось после того, как ващенковских детей забрали из школы, чтобы учить самим дома. Обучала их соседка, Мария Чмыхалова, у нее они и прятались, когда за ними приходили. В конце концов девочек обнаружили — по воспоминаниям Лидии, за ними явились десять милиционеров. “Отец велел перед дорогой помолиться, мы помолились, и нас увезли...”
Из детприемника в Абакане отец Лидию украл, но ее вскоре вернули обратно. Потом отвезли в интернат в Ачинск, на этот раз надолго.
Августина: “Мы не знали, где дети. Искали. Думали плохое. Вдруг приходит письмо от поварихи из Ачинского интерната — ваши дети у нас, плачут. Тем же вечером поехали туда, дали с детьми свидание, в присутствии учителя. Предупредили — о Боге ничего говорить нельзя”.
Шесть лет там дети провели, вдали от матери. Правда, за это время она новых нарожала, всего у них с Петром родилось тринадцать детей. Да и в интернате не все было так плохо. Скажем, Лидия целый месяц провела в пионерском лагере на Черном море. В 1968 году ей исполнилось семнадцать, и ее отпустили домой.
Продолжение следует...
5 В. Франчук. Просила Россия дождя у Господа. Киев, 2002, т. 3, с. 316.
6 John Pollock. Siberian seven. Waco Texas. 1980.
7 Lida Vashenko with Cecil Murphy. Cry Freedom Ann Arbor, Michigan 1987. Р. 35
Источник: "Знамя"
