НЕ ДЛЯ КОСНЫХ

Роман ФИШМАН

В 2010 году в выступлении по случаю получения Нобелевской премии физик Андрей Гейм отметил, что быстрый прогресс в изучении графена "был бы невозможен без Миши Кацнельсона, который предоставил нам теоретическую поддержку, о которой только может мечтать экспериментатор". В 2013 году вклад Михаила Кацнельсона в "графеновую революцию" получил достойную оценку. Ученый, уже давно работающий в Нидерландах, удостоился самой престижной награды страны в области науки — премии Спинозы.

В академическом сообществе он известен и с другой стороны — как человек религиозный. PublicPost поздравил лауреата и обсудил с ним некоторые вопросы физики и веры.

Когда Андрей Гейм и Константин Новоселов получали премию, не было обиды, что вы в число лауреатов не вошли?

Я довольно рано включился в эту работу и, наверное, мое участие было полезным. Но графен все-таки открыл не я, первая публикация, вышедшая в Science в 2004 году, была подготовлена без моего участия. В этом смысле к Нобелевскому комитету никаких вопросов нет: именно Гейм и Новоселов сумели изолировать графен и начать его систематические исследования. Они внесли решающий вклад и были выбраны совершенно справедливо, в этом открытии у нас совершенно разный статус.

В чем состоял ваш вклад в "графеновую революцию" как теоретика?

Представьте, что Колумб открыл Америку, но при нем находился спутник, человек с пером и с пергаментом, который все описал, все назвал и систематизировал. Вот такой вклад. На мой взгляд, роль теоретиков вообще состоит в том, чтобы создавать язык для описания новых явлений. Так и в этом случае, с моей помощью были разработаны и разъяснены те базовые концепции и понятия, которыми оперирует наука в области графена.

Вы православный верующий, что для физика достаточно необычно...

Не знаю, в какой мере это необычно, просто на эти темы в научном сообществе говорить не принято — и, пожалуй, это правильно. Вера — вещь глубоко интимная, так что по собственной инициативе я о ней предпочитаю не говорить. Другое дело, что если задают прямой вопрос, то, конечно, отрекаться нельзя. Да, я верующий православный христианин. И не думаю, что в этом я уникален среди физиков.

Моя вера стала осознанным выбором взрослого человека. Я воспитывался в абсолютно нерелигиозном, а пожалуй, даже антирелигиозном окружении. Как нетрудно догадаться, я вырос в еврейской семье, но это была совершенно обычная, ассимилированная советская семья. Я не был знаком ни с духовными традициями, ни с религиями, и до вполне взрослого возраста никогда даже не сталкивался с верующими людьми. Когда я впервые взял в руки Библию и прочитал ее, мне было уже 24 года.

Это был единовременный переворот в мировоззрении, или он совершался понемногу?

И то, и другое: определенный опыт, постепенно накапливаясь, привел к единовременному перевороту. Для этого есть даже специальное слово — обращение. Это событие, которое буквально "перепахивает" тебя всего, мир меняется, и ты уже живешь с совершенно другим знанием о нем.

Это опыт, безусловно, мистический, о котором я бы не стал говорить, потому что не смогу правильно выразить его словами. Но такое переживание встречается у людей нередко. Во всяком случае, в литературе можно найти немало его описаний.

В вашем блоге недавно промелькнула фраза: "Все что угодно можно изучать как физик". К религии вы подходите тоже как физик?

Совершенно нет, к моей профессии религия не имеет абсолютно никакого отношения. Мы вообще, прежде всего, люди, мы человеческие существа. И лишь потом — представители какой-то профессии. В моей жизни профессия играет огромную роль, но все, что касается веры, — это все-таки вопросы бесконечно более глубокие. Это тот уровень, на котором не важно, физик ты или не физик.

Как уживаются вместе физик на одном уровне, и религиозный "не-физик" на другом?

Примитивная бинарная логика в глубинных вопросах оказывается недостаточной: и физика, и религия могут существовать на совершенно разных уровнях, совершенно не противореча друг другу.

В конце концов мы не плоские двухмерные человечки, которые исчерпываются простейшими описаниями: он физик — значит он такой-то, галочка поставлена. Мы всегда больше, чем наши анкеты, и моя профессиональная деятельность — это одно, а моя внутренняя жизнь — совершенно другое. Где-то в глубине они, конечно, перекликаются и связаны, но на уровне проявлений существуют независимо. Физикой я занимаюсь как физик, а не как религиозный человек. Трудно представить, в чем может быть особенность религиозных занятий физикой.

Хотя самые редкие и ценные моменты в нашей профессиональной жизни — это моменты, когда приходят новые идеи. Откуда мне знать, откуда они приходят? Возможно, это тоже своего рода мистические озарения, в чем-то родственные религиозному опыту.

Вам не кажется, что существует пропасть между, с одной стороны, мистическим и трансцендентным опытом, а с другой — конкретной религиозной традицией с ее нормами и обрядами?

Трудно сказать, как и почему каждый человек приходит к той или иной религиозной традиции. Для кого-то это может быть семейная среда, где он впитывает ее с молоком матери. Для меня, как я говорил, это был выбор уже взрослого человека. У меня был определенный внутренний опыт, с ним надо было что-то делать.

Этот опыт нуждается в организации, иначе тебя буквально разорвет и выбросит в безумие. В человеке начинают действовать совершенно страшные, бешеные силы, которые нуждаются в анализе, в обустраивании, нужна самодисциплина. И оказывается, что вне традиции сделать все это совершенно невозможно. Мне известны примеры людей с безусловно богатым внутренним опытом, которые пытались справляться с ним самостоятельно — и это оказалось прямой дорогой к безумию. Традиция необходима, чтобы обуздать внутренний духовный опыт, ввести его в рамки, плодотворно с ним работать.

Но традиция требует веры, скажем, в телесное воскресение?

Почему бы и нет? Хотя лично для меня вопросы загробной жизни отнюдь не являются главной движущей силой веры. Важнее то, что делать с жизнью нынешней, как справляться с тем, что происходит здесь и сейчас. Ну а если к этому прилагается такая награда, как вечная жизнь, это замечательно.

Не противоречит ли это той же самой физике?

Занимаясь физикой профессионально, я прекрасно понимаю, насколько трудно понять что-то как следует, до конца. Мы никогда не претендуем на полное понимание даже такой простой системы, как графен. Тут же речь идет о вещах бесконечно более сложных и серьезных.

Будучи прихожанином Русской православной церкви, как вы относитесь к ее современному положению и роли в жизни России?

Мне кажется, проблема в том, что люди извне не до конца понимают, для чего верующему вообще нужна церковь. По большому счету, она нужна только для таинств — чтобы таинства были действительными, чтобы ты должным образом проходил исповеди, причастия, чтобы они помогали твоей душе, снимали грехи, укрепляли веру. Пока нет оснований сомневаться в том, что это работает, все остальное в жизни церкви — это просто светская хроника.

Если же мы немного вспомним историю церкви, то в самом начале все эти дискуссии велись очень ожесточенно. Некоторые полагали, что действительность или недействительность таинств напрямую зависит от личных качеств священника. С ортодоксальной точки зрения, это ересь. Мы, православные, считаем, что в личной жизни священник может быть каким угодно. Конечно, если он будет человеком недостойным — это огорчительно. Но если он служит по правилам, это не мешает благодати действовать через него.

В конце концов нам прямо запрещено судить других людей, в том числе и священников. Если есть грехи, то это их беда, они за это ответят, возможно, достаточно страшно ответят. Но думать о них и судить их за это для нас — занятие совершенно не душеспасительное. Свои грехи считать надо.

Я хожу в церковь, чтобы исповедаться, причаститься, мне надо к этому готовиться, надо проделать определенную внутреннюю работу. По совсем большому счету, мне от нее ничего больше не надо: социальная роль церкви в круг моих интересов не входит.

Вы действительно ощущаете, что церковь позволяет вам совершать определенную духовную работу?

Ну, во всяком случае, я веду напряженную внутреннюю жизнь, и еще не сошел с ума. Я считаю себя счастливым человеком и в личной жизни, и в профессии, я приобретаю новый духовный опыт. Все работает нормально — чего ж еще надо?

Как к вашей вере относятся коллеги-ученые?

Тема эта, как я уже говорил, достаточно интимная, без крайней необходимости говорить об этом не принято — в конце концов коллеги ценят меня не за это. Конечно, есть люди, которые меня и в этом понимают, есть и те, которые не понимают, но относятся хорошо или нейтрально. И есть, конечно, некоторые, кто никак не может с этим смириться.

Вы не ощущаете на себе такого ярлыка, что "раз верующий — значит не совсем ученый"?

О том, какой я ученый, имеет моральное право рассуждать, может, сотня человек в мире, не больше. Остальные при этом лишь выставляют себя не в лучшем свете, поскольку их вклад в науку с моим несоизмерим. Так что к таким мнениям я не очень прислушиваюсь. А серьезные специалисты, сопоставимого со мной уровня — это люди все-таки, как правило, очень неглупые, и они вполне понимают, что о классе научного работника надо судить по его научным работам. Его вера к физике отношения не имеет.

Источник: PublicPost