Галина КЛОКОВА
Прежде, чем начать обсуждать проблемы юридического обоснования передачи икон из государственных музеев в монастыри и церкви, следует прежде подумать о том, как сохранить в действующих церквах те памятники церковного искусства, что там уже есть.
Начиная с 1999 г. я постоянно и пишу, и говорю о том, что состояние икон, скульптуры, утвари, облачений, старых книг в действующих церквах очень неблагополучно. Говорить я это имею право, потому что моя профессиональная жизнь сложилась так, что за время 25-летней работы в ВХНРЦ имени И.Э.Грабаря я часто ездила в командировки по России, и не только в областные и районные музеи. Во время экспедиций мною были обследованы церкви в Рязанской, Ярославской, Липецкой областях, в Красноярском крае, частично – в Тверской области. Я выезжала с комиссией при Московском областном управлении культуры в церкви Московской области. И то, что я видела, вызывало чувство отчаяния и безнадёжности оттого, что ничего не могла сделать.
Истина заключается в том, что никто из служащих в церкви от настоятеля до уборщицы не желает портить иконы. Но делается для этого всё или почти всё. Вспомните, как проводится уборка в храмах. По полу развозится озеро воды, а иногда ещё и горячей воды. Резко повышается влажность. Эту влагу впитывает древесина, впитывает левкас, красочный слой. Пол вымыли и вытерли. При включённых батареях уровень влажности в помещении начинает резко снижаться. Прежде всего высыхает древесина с оборота и с торцов, там, где нет защищающего слоя левкаса. Древесина начинает коробиться, шпонки, которые призваны гасить коробление, не удерживаются в пазах, выпадают, распадаются доски основы. На лицевой стороне слой левкаса сохнет медленнее, чем древесина. Левкас не умещается на плоскости основы и начинает отрываться от неё, образуются вздутия, а затем осыпи. А красочный слой страдает чаще всего от ревностного стремления к чистоте. Ведь свечи и масло, особенно софринского производства, используемые в церкви, нещадно коптят. Желание убрать копоть и пыль естественно. Но частое протирание иконы влажной тканью, тем более удаление грязи мокрой тряпкой с любым моющим средством от стирального порошка до шампуни, приводит к утратам, т.к. влага через мелкие трещинки, кракелюры, достигает левкаса. Связь между красочным слоем и левкасом нарушается и начинается шелушение. Если очередной раз провести по такой иконе тряпкой, то частички красочного слоя останутся на тряпке, а на иконе появятся белые пятна. Если же на иконе или скульптуре был золотой фон или на скульптуре сусальным золотом или серебром была покрыты одежды, то от такого ухода позолота стирается по полимента.
Всё то же самое происходит с иконой, если её поставить на батарею или подвесить над ней. Или, если икону поставить на подоконник с плохо пригнанными рамами, сквозь которые проникает с улицы влажный холодный воздух, да ещё открыть форточку для проветривания. Сквозняк губителен для иконы. Кстати, почти никто не знает, как и когда проветривать помещение, с какой стороны открывать окна или форточки.
На многих из виденных мною в церкви иконах ожоги от свечей или лампад, потому что их ставят и вешают очень близко от иконы. В одной из церквей Красноярского края по бедности приход не мог купить подсвечники, так свечи прилепляли прямо к иконам. Хотя даже при большой бедности, чуть-чуть подумав, можно было самим наделать подсвечников хотя бы из консервных банок, наполненных песком, даже какой-нибудь орнамент на них вырезать, благо металл мягкий.
Но в церкви по-своему заботятся об иконах и думают о благолепии. Если икона потемнела и помутнела, её можно ведь протереть подсолнечным или лампадным маслом, или луковым соком, она и сделается ярче, и заблестит. А это уже прямая порча памятника. Масло через кракелюры проникает в левкас, левкас зажиривается и в дальнейшем, в случае отставания левкаса от основы, его уже нельзя подклеить к древесине. А плёнка лукового сока очень прочная, высохнув, она образует на поверхности жёсткую плёнку и оторвёт красочный слой.
Кому доверяют реставрацию в церкви? Кому угодно. Чаще – художникам. То, что разница между художником-живописцем, художником-графиком, театральным художником и художником-реставратором огромна, знают слишком немногие настоятели и старосты. Это всё-равно, как пойти лечить глаза к гастроэнтерологу. А ведь и тот, и другой – врачи. И хорошо ещё, если художник просто перепишет тёмную икону и закрасит осыпи, не пытаясь её промыть. И хорошо опять-таки, если это профессиональный художник, а не самоучка. Если за работу возьмётся любитель, то после такой «реставрации» на икону порой страшно взглянуть. А то однажды в Москве реставрировали иконы в иконостасе. Так вот утраты левкаса заделали обычным школьным пластилином, а потом закрасили масляными красками. Снизу, когда иконы поставили в иконостас, не видно. И в самом деле, не возиться же с левкасом, времени сколько надо. Быстро сделали, быстро получили деньги, и не найдёшь их теперь. А пластилин обнаружили после повторной реставрации через несколько лет. И ещё образец церковной реставрации. Под Москвой реставрированы резьбу иконостаса в замечательной церкви, памятнике архитектуры XVIII в. в бывшем поместье графа Румянцева-Задунайского. Настоятель решил резьбу перезолотить и доверчиво выдал «реставраторам» деньги на сусальное золото. В вскоре после окончания «реставрации» эта «позолота» стала покрываться зелёными и чёрными пятнами. И только тогда настоятель вызвал комиссию из Управления охраны памятников. Оказалось, что умные реставраторы вместо золота покрыли иконостас дешёвой поталью, а деньги положили себе в карман. И этих «мастеров» тоже не разыскали. Адреса у них были не те.
Существует и ещё одна серьёзная угроза сохранности церковного имущества. Это отсутствие учёта и охраны. Да, почти во всех церквах есть книги, в которые вписаны все предметы церковного имущества. Подряд. После холодильника, ковровых дорожек, чайника «Tefal» идут «Богородица» - 4 шт., «Святитель Николай» – 5 шт., потиры - 3 шт. В случае кражи, а они случаются часто, никто не может объяснить, какая именно «Богородица» украдена. Указание пальцем на стену «она тут висела», не даёт ничего. Неизвестны точное название иконы, техника, размер, индивидуальные признаки. Нет фотографии. И никакая, самая добросовестная, милиция не будет ничего искать, потому что искать нечего. И даже если случайно украденная икона вдруг обнаружится на развале или в антикварном магазине, нельзя доказать, что это именно она украдена именно из этой церкви. Даже в церквах крупных городов охрана по существу отсутствует. Мне известны случаи краж, произошедших по крайней мере в двух известных московских храмах. Иконы украли днём. В одной церкви не было никого, кроме работницы за свечным ящиком. Вор отвлёк её внимание и благополучно ушёл с иконой. Милицию вызвали тут же, но икону не искали именно по тем причинам, о которых я только что сказала. В другой церкви кража произошла прямо во время службы при большом стечении прихожан и наличии сторожа у дверей. Все просто растерялись. Это в Москве, где можно найти специалистов, которые сделают грамотную опись не путаясь в названиях икон, найти фотографа и всё сфотографировать, где можно и нужно установить сигнализацию, камеры видеонаблюдения, и т.д. Но почти невозможно сделать всё это в маленьких районных городах и в сельских церквах. Там нет ни специалистов, и мы не так наивны, если думаем, что кто-то из выпускников вуза, искусствовед или реставратор, из Москвы, Петербурга или областного центра совершит подвижнический подвиг, поедет в глухое село и будет жить там в полном отрыве от профессиональной среды. В таких церквах нет денег и на охрану. Даже телефоны есть не везде. Теперь, правда, появились мобильные телефоны, сообщить в милицию всё-таки можно, но милиции до объекта не всегда легко добраться – из-за наших дорог и удалённости. А у грабителей и вездеходы, и катера. И здесь мне представляется выход в создании хранилищ особо ценных произведений при Епархиях. В таких хранилищах должен быть штат и искусствоведов-хранителей, и реставраторов, которые могли бы обеспечить профессиональной помощью неимущие приходы. И в крупных городах это вполне возможно.
Итак, нужно готовить специалистов. Именно для церкви их готовят на факультете церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Сейчас я не буду говорить об иконописцах, монументалистах, вышивальщицах. Но там же на кафедрах реставрации и теории и истории христианского искусства предполагалось готовить тех, кто должен был помочь сохранить те ценности, что ещё остались в наших монастырях и церквах.
В 1993 г. на факультете церковных художеств Православного Свято-Тихоновского Богословского института (сейчас – Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет) была открыта кафедра реставрации, в задачу которой входит подготовка профессиональных реставраторов для работы в церкви из числа православной молодёжи. Программа обучения построена так, что наши студенты получают образование как реставраторы станковой темперной и масляной живописи в полном соответствии с государственным образовательным стандартом и, кроме того, им читается обширный курс по богословским дисциплинам. Срок обучения, как и в светских вузах, готовящих реставраторов, 6 лет. О том, что уровень подготовке реставраторов в ПСТГУ достаточно высок, свидетельствует тот факт, что наших выпускников охотно принимают на работу такие крупные музеи, как Музеи Московского Кремля, «Коломенское», работает наша выпускница и в ГТГ. И только в церкви они оказались ненужными. Первый выпуск реставраторов в ПСТГУ состоялся в 1999 г. За 17 лет существования кафедры нами выпущены 52 специалиста. Из них сегодня в церкви работают 7 человек, из них 6 в Москве и Московской области и 1 выпускница – в Каргополе. После окончания нашего вуза ещё несколько человек начинали работать в церкви, но ушли оттуда и из-за унизительно низких зарплат, и из-за отсутствия элементарных условий для работы. Так, например, в некоторых церквах реставратору предлагалось работать дома. А домой не увезешь икону из местного ряда иконостаса. Значит, можно работать только с небольшими аналойными иконами. И не всегда в этой конкретной церкви совершенно невозможно выделить изолированное помещение для реставратора. А просто необходимости в этом не видят.
Когда создавалась кафедра теории и истории христианского искусства, то в задачу нашу входила подготовка как раз ризничих и хранителей, то есть тех, кто мог бы наладить в церкви учёт и хранение. В результате же мы дублируем искусствоведческие кафедры светских вузов, потому что ни грамотные ризничие, ни специально обученные хранители в церкви, видимо, не нужны. За 17 лет существования кафедры по специальности работают двое выпускниц: в Церковно-археологическом кабинете МДА и в церкви Великомученицы Татианы при МГУ. То есть ризничие в церкви есть, но у этих ризничих нет профессиональных знаний и свою функцию они выполнять не могут.
И одновременно с подготовкой квалифицированных реставраторов, ориентированных на работу в церкви, в ПСТГУ, реставрации можно обучиться, посещая одни из множества каких-то Курсов и школ, срок обучения от 2 лет до 10 дней (см. Интернет). И получить диплом «международного образца». Чаще всего это делается на курсах по иконописи, где одновременно учат и реставрации. Кто учит? Где учились «учителя»? Аттестованы ли они как реставраторы? Открывая такие «курсы», никто никакого подтверждения степени их профессионального уровня не требует. Если бы учили реставраторы-профессионалы, то они понимали бы, что не только за 10 дней, но и за 2 года реставрации научить нельзя. А в результате выпускники таких «курсов» и портят потом иконы в церкви своими безграмотными действиями. Многие из них искренне хотели научиться и наивно верят, что научились.
Так где же выход? А выход единственный: обучение всех, кто соприкасается с памятниками церковного искусства в церкви, от настоятелей до уборщиц. Но основная ответственность ложится на плечи настоятеля. Если он не благословит, если он запретит служительнице мыть иконы, она этого делать не будет. Если он увидит, что плохо пригнаны рамы, что протекает крыша, он озаботится укреплением или заменой рам, починкой кровли. И, конечно, нужно приглашать к себе на постоянную работу, в штат, специалистов, прежде всего хранителей (ризничих) и реставраторов. Настоятель должен знать, кому можно доверять реставрацию, а кому нет.
Очевидно, что нельзя всех и сейчас отправить учиться в ПСТГУ. Но тогда следует издавать большими тиражами по минимальной цене справочники, инструкции, обязательные к исполнению, методический пособия, листовки и т.д., где доступным каждому языком объяснять, как уберечь от разрушений иконы, резьбу иконостасов, деревянную скульптуру, пелены и облачения, книги, церковную утварь, что нужно сделать, чтобы по возможности уберечь церкви от краж. Для составления грамотных описей всех движимых памятников церковного искусства можно и нужно привлекать специалистов-хранителей из местных музеев на договорной основе. Во всех Духовных школах, семинариях, академиях ввести обязательный курс учёта и хранения церковных ценностей, прочитать такой курс могут сотрудники местных музеев.
И только когда будет налажено грамотное хранение, грамотный учёт с ежегодной инвентаризацией и профессиональная реставрация в действующих церквах и монастырях можно вернуться к проблеме передачи движимых памятников церковного искусства в церкви.
Но процесс этот будет долгим.
Автор: Галина Сергеевна КЛОКОВА - реставратор высшей квалификации, Заслуженный работник культуры РФ, профессор, заведующая кафедрой реставрации факультета Церковных художеств Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного университета (ПСТГУ), член Консультационного совета Софийского собора Новгорода Великого, член реставрационного совета Троице-Сергиевой Лавры и многих московских музеев
