ВОЙНА И МЫ

Екатерина ЩЕТКИНА

Русская православная церковь на этой неделе объявила о старте проекта по подготовке православных молодежных лидеров. Церковь рассчитывает привлечь мощности светских вузов и выдавать выпускникам курсов дипломы государственного образца.

В целом инициатива не вызвала бы никаких сомнений, тем более нареканий – церковь должна работать с молодежью, а работа с молодежью отличается от работы с другими возрастными и социальными группами.

Но, как обычно, споткнулись на риторике и аллюзиях. Потому что не какие-нибудь «молодые миссионеры» или там «проповедники для молодежи» или еще какая-нибудь организация с красивым символическим названием. А именно «молодежные лидеры» — как в какой-нибудь политической партии или военизированном движении типа скаутов-пионеров. Да и руководитель Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи игумен Иоасаф (Полуянов) постарался загустить атмосферу, отметив, что это что-то вроде «курсов молодых командиров в время войны», потому что таки да, «идет война за души».

Просто удивительно, как они любят все военное, эти церковники. Вот, кстати, и наш архиерей, в смысле, архиерей УПЦ, митрополит Одесский Агафангел очень обеспокоился судьбой Института сухопутных войск, ранее располагавшегося в Одессе, и перенесенный во Львов «прошлой» властью ради экономии средств. И что интересно, вняли власти призывам митрополита вернуть кузницу офицерских кадров туда, где им дадут «нужное» патриотическое воспитание из мест, где они только всякой «бандеровщины» нахвататься могут.

Тот, кто учился в советской еще школе, помнит, что просто «патриотического» воспитания у нас, фактически, не было. Оно называлось «военно-патриотическим». А поскольку новый, простите, «тренд» в российско-православной (и, соответственно, частично украинско-православной) риторике – духовно-патриотический, то не стоит удивляться тому, что на рясах время от времени проступает камуфляж.

Если освящение патриотизма Церковью просто вызывает споры, то его «военная» составляющая в церковной риторике выглядит иногда почти пугающе. Взять хоть недавние события, связанные с празднованием Дня Победы. Опустим неудобные вопросы, связанные с трактовкой событий, забудем неприятное послевкусие, которое оставила организация праздника. Согласимся с главным: победили нацизм – вот и слава Богу. Но всегда найдется кто-то, кто на чужой крови и славе захочет испечь чего-то идеологического или даже просто «срубить бабла». За чем мы и наблюдали в начале мая.

В этот раз среди торговцев идеологией оказалась и церковь. К сожалению, уже почти привычно. От освящения Победы, как оказалось, совсем маленький шаг оказался до сакрализации войны как таковой. «Священная война» — это теперь не идеологическое клише, не литературный троп, не поэтическое иносказание. Это следует понимать совершенно буквально. Как войну добра со злом, Божьего с дьявольским. Сюжет иконы, «выпущенной» РПЦ ко Дню Победы: Святой Георгий разит не метафорического Змия, а вполне конкретных немецких солдат. Это, пожалуй, поконкретнее, чем эйзенштейновский «Александр Невский» (кстати, любимый святой нынешнего патриарха РПЦ) версус тевтоны (тоже в некотором роде «немцы»). То, что речь идет не о войне систем, государств, идеологий, а именно о Добре и Зле в своей проповеди прямо говорил и патриарх Кирилл.

Хорошо, со Злом разобрались, нацизм – зло бесспорное. Но как быть с силами Добра, этим Божьим воинством, представленным на иконе в образе Георгия Победоносца? Учитывая то, что в Великой Отечественной схлестнулись две людоедские по сути системы…

Собственно, осмысление советского наследия – сложный и болезненный вопрос и для РПЦ, и для православной церкви в Украине. Революция 17-го, гонение на церковь, воинствующий атеизм, бесчеловечная политика власти – как такое могло случиться с нами, и как с этим жить, если мы признаем себя наследниками этой истории? Наше «патриотическое» воспитание призвано заложить основы для «национальной гордости» как одного из надежных способов самоидентификации: многие россияне до сих пор на полном серьезе гордятся тем, что «первыми в космос полетели». Впрочем, искать оправдание для собственной «гордости» в полете Гагарина не менее и не более логично, чем в победе СССР над немецко-фашистской Германией 65 лет назад, когда большинства из «гордящихся» еще и на свете-то не было. Для массового сознания – «национального», «патриотического» — нужны «массовые» же поводы для гордости. Особенно, когда в своей жизни особо городиться не получается – то ли нечем, то ли не умеем, то ли не испытываем потребности – нам и Победы с Гагариным достаточно.

Но если есть «национальная гордость», то что делать с «национальным отвращением»? За сданные без боя города и территории, вернее, за сданное и впоследствии уничтоженное мирное население? За голодоморы – независимо от того, были они «геноцидами» или нет? За ГУЛАГ и массовые расстрелы? За уничтоженную церковь? И, главное, за тех, кто это все глотал, с энтузиазмом шагал в ногу и подпевал молодым звонким голосом «Сталин и Мао рядом идут»?

Собственно, для этого, наверное, нам и нужны «великие победы». В качестве терапии: зато индустриализация, зато фашистов побили, зато в космос полетели. И уже как-то не слишком задумываешься за что «за то» — о цене, то есть.

Вот и Великая Отечественная стала чем-то вроде «терапии» в риторике РПЦ: «искуплением», «смыванием кровью» грехов революции, красного террора, чуть ли не отмщением за гонения на церковь. Именно из горнила этой войны, напомню, восстала «новая» РПЦ – в 1943-м, по приказу генералиссимуса. И, наверное, это вот отмщение-искупление вполне неплохо смотрелось бы, если бы после войны не было больше репрессий, тень которых падала и на РПЦ, ставшую к тому времени частью государственной машины.

Методы и клише оказались не слишком новы: солдаты идущие в бой с молитвами вместо вопля «за Родину, за Сталина» (по свидетельствам очевидцев, было что-то в лучшем случае нечленораздельное, а в худшем – сами понимаете, что). Солдаты, прячущие за пазухой крестики – аналог комсомольского билета/партбилета/заявления «Прошу считать меня…» в нагрудном кармане (смех смехом, а деду моему – по его собственным словам – это книжица краснокожая жизнь спасла). А там, глядишь, уже и не отличишь в незримо реющем над этим всем Великого Сталина от Георгия Победоносца. Зачем что-то изобретать, если и так все готово – только акценты сместить да два-три слова изменить?

Вот только в таких конструкциях можно быстро потерять, стереть разницу между «припрятанным на груди» комсомольским билетом и образком. Что уже происходит. Для церкви появление «икон Сталина» пока считается непозволительным радикализмом и официально осуждается. Но общество – как в России, так и частично в Украине — проглотило в этом году образ Сталина как главную «икону» Дня Победы.

Но меня, если честно, больше всего проняло не это. А слова праздничного послания патриарха РПЦ: «Мы знаем, что происходило в народе нашем после кровавых событий начала XX века. Сколько же было неправды, зла и человеческих страданий! Но Господь смыл эту неправду и это зло кровью нашей, кровью отцов наших, как то было не единожды в истории рода человеческого. И потому мы должны проникнуться особым пониманием искупительного значения Великой Отечественной войны – это и есть религиозное понимание». Вот так. Нет вины на пастырях, которые вследствие собственной неправильной политики и миссионерской слабости потеряли свою паству, позволив ей вырасти частично в людоедов, частично в молчащее быдло. Есть «вина народа», который «забыл Бога», осквернил храмы, за что сначала отгреб «небесного возмездия», после чего был прощен и вознагражден.

Вопрос не в том даже «а как еще церковь должна трактовать войну» Вопрос в том, стоит ли ей вообще этим заниматься. Война – это человеческое, слишком человеческое, потому и ужасное такое. Вся эта «гордость» имеет одно страшное последствие. За «героизацией» и тем более «освящением» войны – в любом контексте – стоит ее оправдание через своего рода «необходимость». На днях российская Госдума возмутилась тем, что Европейский суд по правам человека осудил как военного преступника советского партизана, уничтожавшего на территории Латвии мирных жителей. По его версии, это были «пособники фашистов». В частности, была заживо сожжена беременная женщина. Есть ли смысл разбираться в том, была ли лично она «пособницей» и тем более ее нерожденный ребенок? Зверство есть зверство и никакие высокие соображения «борьбы с пособниками фашистов», этого не отменяют. Но это и есть настоящее лицо войны – неважно, какой, чьей и насколько «священной». Она одинакова в любом исполнении, на любой географической широте. Потому что война – это концентрированное зло, и ничто «святое» к ней не лепится. А когда начинают лепить, зло приобретает вид почти привлекательный.

Но потребность участвовать в идеологических проектах, манипуляциях массовым сознанием и, соответственно, мифотворчестве рано или поздно приводит церковь к войне. Хотя бы на уровне риторики – вот как с молодежными лидерами получилось. Церковь не просто имеет отношение к войне – она готова «воевать», вернее, «учить воевать», как «молодых командиров». За души, воевать, ясное дело. Но стоит ли напоминать тем, кто закончил советскую еще школу, что «боровшиеся за мир» не были заинтересованы собственно в мире, а только в «борьбе», т.е. в войне? Так стоит ли «учить воевать» тех, кому сначала следовало бы научиться любить?

Источник: Зеркало недели

Обсуждение закрыто