Константин КУОРТТИ
В последние несколько лет мы в России являемся свидетелями энергичной религиозной экспансии в сфере образования. У несогласных с внедрением в школу религиозных дисциплин имеются самые разные аргументы. Например, такие серьёзные как несоответствие Конституции (статья 14 провозглашает светскость РФ, статьи 13 и 28 гарантируют свободу совести) или угроза целостности непростой по составу Российской Федерации, что, правда, не мешает власти игнорировать их. Однако есть более фундаментальное соображение, актуальное для любой страны.
Наш главный аргумент таков: опыт развития человеческого общества демонстрирует успешность отделения науки и школы от собственно религиозной жизни, духовной практики.
Впервые такое отделение произошло, по-видимому, в VI веке до нашей эры в греческом полисе Милет благодаря зародившейся традиции свободной критики теорий, без которой наука немыслима. Философ Фалес и его земляки стали объяснять окружающий их мир, не прибегая только к религиозным доводам. Объяснительные теории множились, рост знания востребовал образовательную школу, неразрывно связанную с наукой.
Имея долгий опыт не всегда последовательного, но в целом успешного развития, мы не должны вновь смешивать науку и светскую школу с религией. Как известно, вредно чинить то, что работает. А соединение каких-то вещей, пусть порознь и хороших, очень часто идет во вред обеим.
Вместе с тем, оппоненты вправе задать нам немало острых вопросов. Попробуем с их помощью рассмотреть проблему со всех сторон.
В Европе существуют теологические факультеты вполне уважаемых университетов. Получается, что религию от образования можно и не отделять?
В университетах средневековой Европы богословие было вершиной образования, и почти все известные средневековые мыслители являлись теологами. Теология не была просто какой-то областью знания, она являлась главным и в каком-то смысле единственным знанием. Само слово "университет" тогда подразумевало отнюдь не универсальность изучения каких-то различных наук, а корпорацию студентов и преподавателей. В наше время, когда религия не занимает центральное место в общественном мировоззрении (в европейских христианских странах насчитывается порядка 6 % практикующих верующих), попытка введения теологии в виде нового факультета совсем уже другого, современного университета представляется чем-то вычурным. Вроде сооружения крепостной стены на месте кольцевой дороги. Сохранение обособленных теологических подразделений некоторых старинных университетов объясняется уважением по отношению к традиции и истории, подобно сохранению английской монархии. Оторванная от жизни, зато всецело подчинённая теологии, средневековая университетская система образования не смогла воспринять идей эмпиризма, не отвечала потребностям производства. Развитие естествознания ХVI-ХVIII веков протекало в основном вне стен старых университетов. Эффективность именно новых академий и научных обществ обусловила расцвет науки и техники. Поэтому исторический опыт средневековых университетов только подтверждает необходимость отделения образования от религии.
С другой стороны, если преподавать будут только историю или основы культур соответствующих религий, а не собственно богословие, что в этом плохого?
В ознакомлении детей с историей мировых религий действительно нет ничего плохого. Однако для этого вполне достаточно уже имеющегося школьного предмета истории. Ведь предназначение школы не заключается в массовом выпуске религиоведов. Что же касается изучения основ иудаизма, буддизма, мусульманской и православной культур, то это в большинстве случаев обыкновенная пропаганда религиозного мировоззрения в государственной школе среди детей, что запрещено законом.
21 июля 2009 года Д.А. Медведев огласил свои решения не перед представителями общественности или "светскими педагогами", а перед иерархами "традиционных" религий и парой чиновников, наглядно демонстрируя, для кого все это затеяно. Процедура отбора учебников и теперь уже известное их содержание не оставляют никаких сомнений. Речь идёт о пропаганде религии. Артур Шопенгауэр много лет назад так сказал об этом: "Никогда не было недостатка в людях, стремившихся построить на этой метафизической потребности человека свое благополучие, по возможности эксплуатируя её,– оттого у всех народов и существуют в этой области монополисты и главные откупщики: священнослужители. Их деятельность должна была повсюду гарантироваться правом внедрять свои метафизические догматы в сознание людей очень рано, до того как пробудилась способность суждения…" ("Мир как воля и представление", глава 17).
Важно отметить, что представление, согласно которому есть какие-то правильные "традиционные" религии, религии второго сорта и совсем уже подозрительные "секты", последовательно навязываемое обществу, в том числе законодательно, не выдерживает критики. У светского государства нет права на лицензирование вероучений. Почему, скажем, российские католики или протестанты должны ощущать себя бедными родственниками в своей собственной стране? Противоречивость такой конструкции становится очевидной, если вспомнить одну секту первых веков нашей эры, которая привнесла в мир столь мощный гуманистический импульс. К сожалению, результат уже достигнут, и для обыденного современного российского сознания то, что обозвали "сектой", уже априори есть нечто криминальное.
Подобное смещение понятий выгодно не только РПЦ МП, но и властям разных уровней. Клеймо "сектант" используется по той же модели, что и слово "экстремист". Вплоть до северокавказского варианта, где это сродни смертному приговору.
Наука не всесильна. Многих верующих не убеждает эволюционная теория, которую преподают в школе. Разве доказана истинность идей Дарвина?
Позитивистская наука сильнейшим образом повлияла на развитие нашей цивилизации, но она действительно не всесильна. Дарвин не дал строгого причинного объяснения приспособительной эволюции организмов или органов тела. Однако было показано, что такое объяснение в принципе возможно. Иными словами, логически возможно свести телеологию (учение о целесообразности бытия, оперирующее наличием разумной творческой воли) к причинности. То есть в чисто физических терминах можно описать подобие некоего плана и цели в нашем мире. Школьники проходят теорию Дарвина не в силу окончательно доказанной её истинности, а в силу её превосходства над другими, конкурирующими с ней, научными теориями. Например, Герберт Спенсер пытался сформулировать более универсальные законы эволюции (законы дифференциации и интеграции). Не удалось. И в нашумевшем позорном "обезьяньем процессе" 2006 г. основной аргумент истцов состоял в том, что истинность преподаваемой теории Дарвина не доказана. Но это просто перевод спора в ложное русло. Иногда на этих же основаниях предлагают ввести в школу креационизм, как альтернативу Дарвину.
Однако креационизм – не научная теория, а религиозная концепция сотворения мира и человека. Для верующего человека это истина – ведь так написано в Священном Писании. Но для учёных ссылок на такие источники недостаточно, следовательно, и школе это не подходит. Тогда что же нужно учёным? То определение истины, которое дал в 1930-х годах математик и логик Альфред Тарский. Высказывание тогда и только тогда истинно, если оно соответствует фактам. Если короче, истинность – соответствие фактам. Человек далеко не всегда способен учесть факты окружающего мира, значимые для какого-либо утверждения о нём. Следовательно, в естественных науках окончательного знания ожидать не приходится. Жизнь подтверждает это. Возьмём хотя бы открытие в 1932 году тяжелого водорода (до этого научное сообщество не сомневалось, что атомы водорода сплошь одинаковы, и даже пыталось основать на этом эталонную систему). Философ и ученый Карл Поппер в середине ХХ века предложил отделять научные высказывания от метафизических (религиозных, философских, псевдонаучных) именно по принципиальной возможности опровержения этих высказываний. Например, фраза "существует морской змей" – ненаучная, так как опровергать ее нет никакой возможности. А фраза "существует морской змей в экспозиции Британского музея" – научная, хотя в данном случае и ложная. В естественных науках теорию нельзя окончательно доказать, иногда случается лишь опровергнуть её.
Это же относится к истории, правда, в ней не удается открыть универсальных законов. Карл Маркс в качестве "пророка истории" довольно быстро сел в лужу. Вместо обобщающих законов естественных наук в исторической науке имеются концепции, которые нельзя проверить экспериментально и которые зависят от подбора и интерпретации фактов. Окончательного знания здесь тоже быть не может. И по-настоящему хороший учебник истории может написать лишь тот, кто признаёт это. Однако в школе есть наука, полноправно оперирующая истинами. Это математика. В ней, как и в логике, истины доказываются и выводятся. Высказывания "дважды два - четыре" или "все столы это столы" – истинны. Несмотря на это, истинных знаний о мироустройстве математика не дает, потому что она вообще ничего об окружающем мире не говорит, являясь только знаками для его описания. Важно, что при всех различиях основных школьных предметов, в них нет места знанию, основанному только на внешнем авторитете, будь то Библия, Коран, Тора или слова церковного иерарха.
Кого-то может смутить то, что в них нет места и стопроцентно доказанным истинам о мире. Но в этом нет никакого нигилизма. Просто у нас отсутствует приемлемый для всех критерий истинности. Если вам кажется, что таким критерием является очевидность, авторитетное заключение, общепризнанность, внутренняя непротиворечивость высказывания, его неопровержимость или что-то ещё, то довольно простые примеры помогут показать ошибочность такого мнения.
Рассмотрим, например, утверждение: "Если больной человек прокричит некую магическую фразу на латыни под полной луной, все болезни пройдут". Это внутренне непротиворечивое утверждение невозможно опровергнуть наблюдением или экспериментом, но мало кто в здравом уме признает его истинным. Не работает и марксистский лозунг "практика – критерий истины" в силу расплывчатости слова "практика", хотя после банкротства "лагеря социализма" его могли бы поддержать как раз противники марксизма.
Многократность повторения какого-то явления тоже не даёт надёжного основания для выводов. Несколько тысяч атомов водорода подряд могут иметь одинаковый вес, но ошибочно распространить это на все остальные. Иными словами, индукция (общие выводы, следующие из какого-то числа частных фактов) может давать сбой и не гарантирует достоверности. Первым это со всей ясностью обнаружил в ХVIII веке Дэвид Юм.
Поэтому наверняка можно утверждать лишь то, что в школьные учебники вошли лучшие, наиболее проверенные научные теории.
На всё это оппонент мог бы заметить, что при отсутствии критерия истинности и доказать необходимость отделения школы от религии невозможно. Действительно, чисто логически это и многое другое обосновать нельзя. И всё же мы можем действовать рационально. Надо лишь прислушиваться к критике и учиться на ошибках. Практика, опыт – не критерий истины, а основа рационального поведения, которое помогает нам действовать последовательно и в целом успешно. Так и в нашем случае. Мы узнаем, что школьное образование Финляндии, отделенное от религии, считается лучшим в мире. Нам известно, что сугубо светские школы, университеты и колледжи США и Европы пользуются популярностью у состоятельных выходцев из очень религиозных мусульманских стран. Да и вообще, не особо теоретизируя, люди мигрируют в страны с высоким качеством жизни, причем как-то так оказывается, что именно там не смешивают школу и религию. С подобными вещами не поспоришь. У нас и не спорят, а в едином порыве делают всё наоборот. Ради чего? Думается, это попытка затормозить развитие открытого, демократического общества, восстановить частичную изоляцию ради простоты управления. Ведь общество, в котором решения принимаются на основе разума, представляет для нынешних правителей РФ реальную опасность. Поэтому всячески культивируются такие атрибуты общества закрытого как иррационализм и неверие в человека. Торжествует политика Папы Григория I, заявившего, что невежество – мать истинного благочестия.
Но ведь и среди учёных встречаются верующие. Разумеется, ученый вполне может быть верующим и даже сделать себе имя на обоих поприщах. Так в XV веке блестящий философ, создатель первой карты Европы и зачинатель реформы календаря, предтеча дифференциального исчисления и прочее и прочее Николай Кузанский был кардиналом и папским легатом в Германии. Просто надо понимать, что наука и религия в теоретическом плане взаимно независимы. По замечанию астронома и математика Пьера Лапласа, наука не нуждается в такой гипотезе, как наличие Бога. Наука не нуждается и в такой гипотезе, как отсутствие Бога. Вместе с тем, замечательный физик и обладатель огромного гражданского темперамента Виталий Гинзбург призывал ученых встать на атеистическую позицию. Научных аргументов он не приводил, а объяснял свой призыв с помощью понятия "интуитивное суждение", что равнозначно ВЕРЕ атеиста в атеизм. Возможно, позиция агностицизма была бы более органична для учёного, взявшегося критиковать клерикализацию науки, потому что не требовала бы лишний раз прибегать к вере. Но на самом деле главная вера учёного – вера в разум. Те, кто не признает ничего, что не обосновывается доказательствами и опытом, сами не смогут обосновать этот свой принцип ни доказательствами, ни опытом. Поэтому, даже если учёный вообще не склонен задумываться над вопросами веры, в упомянутом смысле он – верующий человек.
Cторонники религии в школе возлагают надежды на благотворное нравственное влияние, считая уж это-то бесспорным. Согласимся ли мы с этим?
Разговоры о нравственности, как и о патриотизме, зачастую заводятся тогда, когда вообще плохо с аргументацией. Похоже, это тот самый случай. Но претензии клерикалов подвинуть локтем учёных в школе и взять на себя там роль учителей нравственности выглядят довольно сомнительными. Дело не в том, что в сравнении с учёными их репутация серьезно подмочена (учёные никогда не затевали войн и, в частности, войн в научных целях, они не сжигали на кострах книги оппонентов или их самих). Репутация – следствие. Причина – более глубинна. Религии представляют обществу идеал, некие "высшие" ценности, которые призваны в том или ином виде сделать человека счастливым, спасти его душу. В христианстве, например, важнейшей выступает идея любви Бога к человеку. По словам Фомы Аквинского, любить человека – значит желать сделать его счастливым. Теперь для внедрения этой системы "высших" ценностей начинают использовать школу. Другими словами, нас в очередной раз хотят осчастливить.
Но моральный долг государственных институтов, и школы в том числе, не может и не должен заключаться в том, чтобы делать других счастливыми. Наша страна это проходила: своей воспитательной деятельностью школа уже вносила посильный вклад в создание нового и по-новому счастливого человека наряду с деятельностью судебных троек, концлагерей и психушек. Ту главную "высшую" ценность можно было бы условно обозначить словом "коммунизм" с незатейливым моральным кредо, оправдывающим любое деяние, если оно служит победе пролетариата. К 2010 году стало чуть свободнее, и вот нам предлагают варианты на выбор: рай, нирвана и, по-видимому, "план Путина". Но суть не меняется. Надо сказать, что опыт присвоения и монополизации сферы нравственности оказался плачевным не только в России ХХ века. Не существует и какой-либо "научной" основы нравственности. Поэтому в эпоху Просвещения сформировался совершенно другой подход, возобладавший ныне во многих странах - от Исландии до Новой Зеландии.
Право заботиться о счастье человека принадлежит лишь его ближайшим друзьям и родственникам, или общине, которую этот человек добровольно выбирает. Вторжение государства в область "высших" ценностей недопустимо.
Иначе вместо нравственного воспитания получается вмешательство в личную жизнь с последствиями, негативными не только для нравственности, но зачастую и для физического существования. Для защиты этой сферы в цивилизованном мире провозглашен и соблюдается принцип свободы совести – право личности иметь свои собственные мнения и убеждения (не только религиозные), а также право следовать этим своим убеждениям, что бы ни советовали окружающие. При этом совершенно недопустимо требовать обнародования своих религиозных и философских предпочтений. Даже только это последнее никак не вписывается в схему заявленных нововведений. Реальность же, как и следовало ожидать, ещё хуже прописанной схемы: уже известны случаи, когда в "православные" и "мусульманские" записывают школы целиком. Наш общий моральный долг состоит не в построении очередной утопии или навязывании идеалов, а в оказании помощи всем нуждающимся и избавлении от страданий. В странах демократических как раз для этого затачивается подконтрольное обществу государство. Не так у нас. Идеологическая обработка детей в религиозном направлении показывает, что госчиновники предпочитают заниматься не своим делом, а "быть выше". Что же касается конкретных нравственных качеств, которые может воспитать религия в школе, то, как заметил ученый, предприниматель и благотворитель Дмитрий Зимин, скорее всего это будет лицемерие. Ведь теперь материалы разных школьных предметов могут входить в клинч, компромиссы чреваты анекдотами вроде "Бог создал человека из обезьяны", а хорошую оценку хочется получать на всех уроках.
Но, быть может, у России особый путь, и "религиозная компонента" образования нам не повредит?
Представление о существовании неких особых путей, предопределенных какими-то факторами (география, климат, язык, генотип или что-то подобное за исключением сознательного выбора людей), не выглядит убедительно хотя бы ввиду наличия разделенных стран, таких, как Северная и Южная Корея. Перед нами два "особых пути". Что скажет по этому поводу наш оппонент, любитель все объяснять посредством "особых путей"? Если он заявит, что один из них неправильный и потребует встать на настоящий второй путь, то будет выглядеть непоследовательным, продемонстрировав веру в человека, а не в изначальную предопределенность. А если он согласится с такой двойной нормой, то вряд ли сможет объяснить, почему одни и те же факторы приводят к столь разным результатам. Следовательно, такое различие объясняется преимущественно фактором человеческим. Поэтому слова "особый путь" чаще всего означают всего лишь путь, выгодный тому, кто про него "заливает". Единственное, что останется упорствующему оппоненту, это удариться в языческий иррационализм с признанием особых мистических способностей народов или вождей, с отрицанием онтологического единства человеческого рода. Самая яркая разновидность такого подхода – обыкновенный фашизм. Подходит ли такая идеология для принятия решений относительно школы?
Итак, оправдать клерикализацию школы мировым историческим опытом или какими-либо разумными доводами не получается. Просто это нужно власти, которая преследует свои эгоистические цели и только делает вид, что заботится о будущем нашей страны.
Отметим ещё два момента. "Основы православной культуры"… Что такое православная культура? Наверное, культура, основанная на православии. Соответственно, основы культуры, основанной на православии, и есть, прежде всего, православие. Честно назвать школьный предмет православием (исламом, иудаизмом или буддизмом) – не в стиле современной власти. Слово "культура", разумеется, призвано напустить туман на нарушение Конституции. Но это слово наводит на другую мысль. Мы называем некультурными не только тех, кто вытирает нос рукавом или не слышал о Шекспире. Принято говорить и о культуре производства, и о культуре паса в спортивных играх. Когда сборщик мебели вгоняет шуруп молотком, он идёт против культуры. Точно так же следует воспринимать и школьного учителя, который наперекор важнейшему выработанному культурой принципу будет теперь не очень искренним проповедником. Увы, это будет школа, разрушающая основы культуры.
Источник: Портал-Credo
