СИЛА ПРАВА ПРОТИВ ПРАВА СИЛЫ

 

Вениамин НОВИК

СИЛА ПРАВА ПРОТИВ ПРАВА СИЛЫ

 

 

“Горе тем, кто принимает несправедливые законы,

чтобы устранить бедных от правосудия

и похитить права у слабых и ограбить вдов и сирот”

Пророк Исаия, 10,1

 

“Ибо мы знаем, что закон духовен…”

Апостол Павел (Рим.7,14)

 

“Народ,  имеющий плохое представление о Боге,

будет иметь плохое государство,

плохие законы”.

Г.В.Ф. Гегель

 

“Право по глубочайшей своей внутренней природе –

не государственного происхождения,

не государством оно дается, распределяется и санкционируется,

и поэтому только и может быть речь о правах неотъемлемых,

не подлежащих утилитарной расценке.”

Николай Бердяев

 

 

У истока права: естественное право против естественного отбора

 

Все, вроде бы, на словах согласны, что должно быть не право силы, а сила права. Иногда вспоминают слова Александра Невского: «Бог не в силе, а в правде».

Да, есть право силы. Это право - биологическое. Общеизвестно, что выживает сильнейший.  Это даже не право, а определенная закономерность, закон природы. Для биологического уровня это так же естественно, как естественно камню падать вниз, а не вверх. Вожаки стада всегда физически сильнее своих пасомых. Отчасти это имеет место и на нашем человеческом уровне: физически худосочному человеку с негромким голосом намного труднее стать (если, конечно, он не чья-то марионетка) политическим лидером. Александр Мень[i] предлагал проводить не только социально-политический, но и социально-психологический анализ. Так он считал, что “жажда подчинения является атавизмом, инстинктом, который люди унаследовали от звериных сообществ, как правило, руководимых вожаками. На этом уровне действует так называемый естественный отбор, в основе которого находится борьба за существование (физически слабый должен умереть досрочно). Поиск же смысла бытия, идеала – неотъемлемая черта культуры, свойство человека как духовного существа”[ii].

Согласно социальному психологу Э.Фромму (1900-1980), так же существует две основные ценностные ориентации в общественном сознании: на тоталитарную стадность (с доминацией большинства над меньшинством) и на персоналистический гуманизм (с превалированием разумного начала). Фромм считал, что важная роль в становлении гуманистического общества  принадлежит рационализации. Это, можно сказать, ключевое положение: если биологическое право сильного срабатывает само собой, то “естественное право” (сила права), связанное с понятием справедливости, действует только при постоянных волевых и юридически рационализированных усилиях со стороны осознавших новую систему этических ценностей граждан[iii].

Человечество, таким образом, поднявшись над животной природой, выдвинуло важный принцип: принцип справедливости, который напрямую не связан с витально-биологическими характеристиками субъектов. Именно этот принцип лежит в основе “естественного права”[iv]. Так что естественное право не так уж естественно, ибо оно говорит слабому вопреки естественному отбору: “живи!”. Одно из его самых ранних выражений этого права находится, как известно, в кодексе законов вавилонского царя Хаммурапи (XVIIIв. до Р.Х.): «закон нужен для того, чтобы сильный не обижал слабого». Этот принцип связан с понятиями добра и зла как универсальных (всеобщих) принципов (чего не знает родо-племенное сознание), с системой этических ценностей, и с соответствующим представлением не только о фактическом, но и о “должном”. Таким образом, фактическое следует привести в соответствие с “должным”.

Но что есть должное? Откуда  взялось представление о нем?

Истмат, например, ссылаясь на “даль времен”, утверждал, что это представление “сложилось исторически в процессе совместной трудовой деятельности людей”. Это, в общем-то, верно, но это внешняя, описательная характеристика, не объясняющая сущности явления. Почему альтруизм принадлежит к этической категории должного, а эгоизм нет? Пытаясь найти ответ, исходя из способа производства и соответствующей производительности труда (ставя телегу впереди лошади), материализм впадает в безнадежную путаницу понятий. В любом случае, антропофагия, об опасности наступления которой предупреждал Ф.М.Достоевский в своей философской притче “Великий инквизитор”, выглядит не менее естественной, чем какой-нибудь альтруизм. Да и что считать естественным? Не нужно быть большим ученым, чтобы понять, что человечество не будет подгонять всю свою жизнь и этические ценности под более эффективный способ производства[v].

Вопрос о понимании права сводится, таким образом, к изначальной системе ценностей: к основному вопросу философии: что важнее дух или материя? Если важнее материя, то естественно подавлять всех материально (физически и экономически) слабых, и очень естественно, например, «кулачное право» во всех его разновидностях. Это очень естественно для животного и классового (по Марксу) мира.

Если же важнее духовное начало, в том числе и в человеке, то материальные (физические) характеристики человека, как субъекта права (рост, вес, пол, счет в банке, социальный статус), уходят на второй план, а на первом месте оказывается человеческое достоинство (образ и подобие Божие), которое не поддается какой-либо редукции и материальному измерению. Именно при таком подходе возникает идея правового равенства всех людей (очень различных самих по себе) в их достоинстве. Такое понимание права очень неестественно с точки зрения правового позитивизма, не случайно так охотно ассимилировавшего дарвинистскую методологию.

Возникновение такого понимания права (сила права) можно назвать настоящим чудом.  Закон становится правовым, когда он ориентирован на защиту достоинства человеческой личности, её прав. Конечно, такое чудо возникает не само по себе. Оно возможно, если достаточно большое число людей верят в примат моральных ценностей над грубой силой, верят в возможность установления справедливости уже здесь, на земле. Если грубая сила побеждает сама по себе, непосредственно и «естественно», то моральные ценности могут превалировать только при соответствующей правовой системе, охраняемой законом. Юридический закон, в отличие от естественного (природного) закона, не срабатывает автоматически. Он срабатывает только тогда, когда находит признание в общественном сознании. Этот закон держится исключительно на вере людей и на их воле, направленной на практическую реализацию признаваемых ими ценностей.

В основе такой законодательно-правовой системы лежит вера людей в общие (сверхличностные) ценности, в благого Бога, а значит - в победу добра над злом еще в этой жизни. Добро и зло при этом понимаются не в субъективном  смысле, когда каждый понимает их по-своему (сколько людей – столько мнений), а как объективно значимые общие понятия (универсалии), которые закрепляются в правовых нормах.  Такая вера является важным аспектом веры в верховенство духовного начала, веры в Бога. Верить в Бога - означает верить в объективную силу добра, не считать понятие добра только чьим-то частным мнением (психологической иллюзией).

Никакая наука не покажет, чего на земле больше: добра или зла, и что должно возобладать. Когда ученые начинают рассуждать на эти темы, они выходят за пределы своей науки. В основании права, таким образом, лежат этические ценности. Религия вдохновляет людей двигаться в сторону добра, преодолевая препоны зла. Это и есть настоящий духовный реализм. Именно он является основой правового сознания[vi].

Рассуждая телеологически, перед человечеством стояла задача перейти от языческой кланово-групповой  и племенной этики (с ее двойной этической нормой относительно своих и чужих) к универсальной (общечеловеческой) этике с единой этической нормой (убивать и воровать плохо в принципе, а не только избирательно).

И здесь большую мировоззренческую помощь оказал монотеизм (единобожие), согласно которому существует один благой Бог, создавший этот мир, а все люди, как имеющие одного прародителя, являются братьями и сестрами[vii].  Концепция единого Бога объективирует понятия добра, правды и справедливости, возводит их в ранг общих принципов. Таким образом, Бог – это не только высшая сила, но и носитель принципа добра.  На философском языке, трансцендентное (сверхприродное) начало – Бог - и есть тот полюс, который в одном направлении единых этических ценностей ориентирует людей, как магнит, образно говоря, ориентирует железные опилки,  над которыми он находится[viii]. Бог, таким образом, – не естественен, а сверхъестественен. Это – духовный закон, общая персонифицированная Истина над людьми и в людях, и в свете этой Истины люди могут ориентироваться в делах своих. Он – главный законодатель, и все юридические кодексы имеют объективно значимый смысл только потому, что они детализируют заповеди Бога.

Христиане считают, что наиболее убедительный ответ о происхождении единой этической категории “должного” дает Библия: “когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то они показывают, что дело закона  у них написано в сердцах, о чем свидетельствует их совесть и мысли их” (Рим. 2,14-15). На языке христианской теологии это называется естественным откровением, доступным всем людям. Сам Христос повторяет древнее “золотое правило нравственности: “как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними” (Мф,7,12)[ix].  Сверхъестественное откровение (ветхозаветный декалог – 10 заповедей от Бога Моисею) лишь еще раз утвердило общепринятые правила: “не убивай, не воруй, не вреди другим”, возведя их в ранг универсалий.  Две основные заповеди Нового Завета: любовь к Богу и ко всем людям – окончательно (в нормативной форме) преодолевают любую вражду: теперь всякий враг должен рассматриваться как потенциальный друг (“во Христе нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного, ни мужеского пола, ни женского ” – Гал.3,28; Кол.3,11). Боговоплощение значительно повлияло на антропологические представления людей, углубило их персоналистическое самосознание. Ведь Истина в христианстве представлена не форме “что”, а в форме “кто” (“Я есть путь, истина и жизнь” – Ин.14,6).  А Воскресение Христово - победа над смертью - избавило человечество от древнего стоического пессимизма.

Следует особо отметить характер поведения Христа. Он поражает своими демократизмом и уважением к людям. Ведь сам Бог воплотился и открыто вступил с людьми в свободную дискуссию. Такого ещё не было! Принявший “образ раба” Христос (Филип.2,7) хотел, чтобы истина убедила людей не внешним авторитетом, а своей внутренней силой. Более того, Христос говорил о той необычной свободе, которая следует за Истиной (“и познаете истину, и истина сделает вас свободными” – Ин.8,32). Библия – не даёт четких определений, в том числе в ней нет и определения свободы. Можно с достаточным основанием предположить, что христианское понимание свободы имплицитно включает в себя не только свободу “от” (греха), но и свободу “для” (со-творчества с Богом). Библейские тексты – более чем тексты: в них есть принципиальная открытость и неисчерпаемость: “Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего не знает так, как должно знать” (1Кор.8,16).

В целом, христианство углубило то положительное, что было в языческой этике и возвело человеческое сознание на новую высоту, создало новое самоощущение и самооценку человека, создало новую систему ценностей, которая и лежит в основе западной цивилизации[x].

С точки зрения философии права, христианский монотеизм дает серьезное основание для юридической концепции права, поскольку право в этом случае имеет свою собственную ценность, укорененную в абсолюте, признающую самоценность человеческой личности (его достоинство и свободу). Так понимаемое право имеет свою собственную сущность (свободу) и не смешивается с законом, как это имеет место в легалистской (позитивистской) концепции права[xi].

Кроме того, существует связь между монотеизмом и рациональностью. И то и другое предполагает некоторое единство Бытия, единство законов (моральных и физических)[xii]. Известно, что правовая система возможна только при едином представлении о справедливости в общественном сознании.

Казалось бы, всё дано (основные ценности), надо лишь постоянно рационализировать (технологизировать) эту общечеловеческую систему ценностей, закреплять ее в праве, двигаться в сторону этически должного.  И эта рационализация  действительно имела место, продолжалась столетиями (особенно в эпоху схоластики), но особенно она усилилась в эпоху “нового времени”, когда собственно и начала формироваться современная концепция прав человека. В это время новая философия вступает в конфликт с идеологией Церкви, причем не столько на уровне ценностей, сколько на уровне методологии и корпоративных интересов.

Известно, что в “новое время” христианская  церковь испытала сильнейший кризис. Арнольд Дж. Тойнби, например, писал, что религиозные войны в Европе 16 в. до такой степени подорвали авторитет  западного христианства, что, начиная с 17 в., оно перестает быть решающим фактором в политике[xiii]. Наступала эпоха секуляризации. А в России наступила пора агрессивного безбожия, когда стало возможным излагать историю России, почти не упоминая Церкви.

Но важно то, что христианство, сойдя с политической арены, все-таки успело передать общественному сознанию те высокие этические ценности, которые будут долго вдохновлять многих секулярных просветителей и гуманистов, даже в их противостоянии старому клерикализму.

Современная правовая система, таким образом, имеет в своей основе два составляющих элемента: этические ценности христианства и приложенную к ним методологию рационализации “нового времени”, позволившую детально разработать юридический корпус права. Причем это была не утилитарная рационализация (как это мнилось славянофилам), а гуманистически окрашенная. Уместно, конечно, упомянуть и знаменитое Римское право, которое явилось, образно говоря, “ветхими мехами”, в которые влилось молодое вино христианства, не прорвав их полностью. В основе современной правовой системы лежит, таким образом, модернизированная средневековая концепция “общего блага”. Гуманистическая рациональность с её универсализмом способствовала сближению содержательно понимаемой справедливости и формализма права. Христианизированная рациональность делает возможной любовь к справедливости[xiv].

Это - самая краткая формула происхождения современной концепции прав человека, которая лежит в основе европейского права. Такая правовая система ориентирована, прежде всего, на создание благоприятных условий жизни человеку, как высшей ценности. Эта система учитывает не только идеалы, но и реалии, она построена во многом на принципе разумного баланса противодействующих сил.

Справедливая законодательная система (по В.С.Соловьёву) это необходимый для общежития минимум принудительной нравственности. Но как определить меру этого минимума? Сегодня, после всех потрясений и неудач истории, картина все более проясняется, и христианское понимание права все более уточняется.

В Социальной доктрине Католической церкви (равно как и в недавно принятых “Основах социальной концепции РПЦ”) говорится, что церковь не связывает себя с какими-либо политическими формами. Понятно, почему это так. Очень многое зависит от уровня правосознания того или иного народа. Задача Церкви - свидетельствовать о высших ценностях, дабы народ приводил свои политические и юридические институции в соответствие с ними. Ключевая из них: “благоговение перед жизнью” (А.Швейцер). Попытаемся смоделировать категории должного в праве с христианской точки зрения.

Исходное положение в христианской философии права занимает представление о человеке в его отношении к Богу и к социуму. Библейская традиция учит о высоком достоинстве человека, укорененном в трансценденции, т.е. в Боге, который создал человека по образу и подобию Своему (Исх.1,26-27). “Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего” (Прем.2,23). Образ и подобие Божие означает, что человек наделен свободой и разумом. Если Бог дал человеку свободу, то люди не должны её друг у друга отнимать[xv].

Только этим и можно объяснить концепцию неотчуждаемости прав человека. В секулярной юридической науке понятие “Бога” заменили понятием “природа”. В этом случае молчаливо предполагается, что природа внеисторична и в этом смысле трансцендентна  истории.  Поэтому важная концепция трансцендентности кое-как сохраняется.

Только библейская антропология, кроме того, позволяет убедительно обосновать презумпцию невиновности. Человек сотворен Богом[xvi], именно поэтому он вызывает доверие. Он не должен доказывать свою невиновность.

При безрелигиозном утилитарном типе сознания принцип неотчуждаемости прав и презумпция невиновности становятся непонятными[xvii].

Из библейской антропологии следует представление о  равенстве всех людей перед законом, как перед Богом, который нелицеприятен (См.: Дн.10,34; 1Петр.1,17). Люди очень различаются по своим ментальным и физическим характеристикам, но они должны быть равны перед законом, как и перед Богом.

Важнейшей социальной этической нормой является справедливость и тесно с ней связанное понятие правды. Эти термины вместе с производными от них встречаются в Библии десятки раз. Бог есть Бог правды и справедливости. Особенно юридический аспект этих понятий подчеркнут в Ветхом Завете: “Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения, чтобы устранить бедных от правосудия и похитить права у малосильных!” (Ис.10,1).

Согласно библейскому откровению первозданные люди не удержались на высоте своего призвания и согрешили. В результате в человеческой природе образовалась греховность (некая склонность к греху).

Это обстоятельство имеет определенные последствия в сфере юриспруденции. Человек теперь может грешить и ошибаться в принимаемых решениях. Поэтому в его руках не должна сосредоточиваться полнота любой власти. Именно отсюда берет свое начало концепция разделения властей (Дж.Локк, Монтескье). Если злоупотребления нельзя полностью устранить, то их можно попытаться минимизировать.

Учитывая все эти обстоятельства, методом констелляции (сопоставления конкурирующих принципов) можно определить правовой статус человека в гражданской и политической системе.

Содержанием права становится свобода и справедливость. Но возникает сложная проблема технологии принятия адекватных решений.

Из равенства в человеческом достоинстве всех людей следует принцип демократии как равной возможности участия в общественно-политической жизни (демократия).

Демократия (власть народа) – это политический принцип большинства. Но большинство, как и всё в тварном мире, как и меньшинство, повреждено грехом, поэтому его власть (как и власть монарха) также должна быть ограничена. Кто и в чем может ограничить власть народа? Это самый трудный вопрос в политологии, поскольку власть должна сама себя ограничить, что противоречит ее природе. Иногда это происходит, и это есть настоящее политическое чудо. Тогда рождается идея конституции как некой надличностной ценности. По сути дела, конституция репрезентирует волю Бога.  Если нельзя политическое управление прямо Богу передать (установить теократию), то можно хотя бы попытаться человеческими силами попытаться оптимизировать минимизацию допустимого зла. Следует создать законодательный механизм, который защищает, например, отдельную личность от большинства, от “родного коллектива”.

Таким образом, образуется политическая система, держащаяся на балансе сдержек и противовесов. Если в такой системе ценится свобода личности и имеется установка на увеличение этой свободы, то такая система называется либеральной.

 

Известно, что существует четкая прямо-пропорциональная зависимость между степенью христианизированности страны и уровнем ее благосостояния. Важно понять, что это происходит не только благодаря личным добродетелям христиан, но и благодаря тому, что понятия добра и зла имеют всеобще признанный характер, отражены в законодательной системе, они институализированы (объективированы) в системе управления. Только благодаря этому, возможно правление (верховенство) закона, а не чиновника с его прихотями. Государственные законы при этом являются не инструментом в классовой или олигархической борьбе (избирательное применения закона, как это часто бывает в России), а выражением объективных этических принципов в социально-правовой сфере. Справедливость понимается как объективный закон жизни, как любовь в социальной сфере, а государство как организованное милосердие и благотворительность (В.С.Соловьев).

Кто-то может спросить: «а без Бога никак нельзя обойтись? Вот я знаю хорошего человека, который в Бога не верит и за права человека борется». Вопрос о Боге очень не прост, и многие люди отрицают не Бога, а церковь как социальную институцию. Такой человек несомненно имеет веру в смысл бытия, который не уничтожается его смертью. В то же время этот человек не религиозен. Его вера не обрела ту специфическую социокультурную оболочку (связанную с тем или иным ритуалом), которая называется религией. Такой человек служит высшему принципу добра исключительно делом, не вписываясь в исторически сложившиеся религии[xviii]. Католики называют таких людей “людьми доброй воли”. Важно понять, что люди вписавшиеся в традиционную религиозность и люди доброй воли служат одному принципу добра.

 

Такой закон стоит на страже права, которое в западной традиции получило название «естественного права». Это уже не биологическая естественность (при которой надо давить слабого), а совсем другая – человеческая (при которой нужно защищать слабого). В нас есть биологический уровень, но он должен быть подчинен более высокому человеческому началу, которое в свою очередь должно признать объективную значимость принципа добра, укорененного в Творце вселенной, Вселенском разуме, Логосе   –  Боге.

Материалисты от права полагали, что законодательная и правовая система лишь отражает сложившееся соотношение сил социальных групп и классов. Более того, материалисты практически отождествляли право с законом (см.: любую советскую энциклопедию). И понятно почему: материализм, вопреки своей диалектике, утверждал всяческий детерминизм (не признавал свободу личности). На словах свобода, конечно, профессорами диаматчиками и истматчиками не отрицалась. Более того, свобода в материализме постоянно “протаскивалась”  контрабандным путем, методом диалектических заклинаний (новое шаманство). Материалистическое понимание права типологически смыкается  с биологическим: «право – это воля правящего класса, возведенная в закон» (К.Маркс). Т.е. это - право силы, только уже не животной, а классовой (другой принцип группирования и дискриминации). Не случайно Маркс так симпатизировал Дарвину и понимал государство, прежде всего, в конфликтной модели, как инструмент насилия (естественного классового отбора). Материализм всех видов (диамат и истмат) очень запутал картину, т.к. в нем эклектически сочетались социальная архаика с рационализмом Нового времени (археомодерн). Не случайно в большевистской России возник тип политического устройства, очень напоминающий рабовладельческую восточную деспотию во главе с главным жрецом фараоном - генсеком.

Сегодня титан-богоборец марксизм измельчал. Современные неомарксистские этические релятивисты (relative-относительный), постмодернисты от левой политкорректности продолжают доказывать, что никаких абсолютных (общих) норм нравственности вообще не существует (но по старой привычке все-таки стоят на стороне “угнетенных” – в этом их левизна). Их любимый довод: какие-нибудь экзотические острова, где все наоборот: что у нас считается добром, то у них там считается злом. Здесь “большой вклад» сделал т.н. исторический подход к праву, не только показавший зависимость правовых представлений от социокультурной обстановки, но и абсолютизировавший эту обусловленность. Отсюда же происходила популярная ложная идея допустимости манипулирования законами в чьих-либо (классовых) интересах. Довод опять же удивительно простой: «наука доказала, что всегда так было, значит так и будет. И это – нормально». Более того, это считается “реализмом”. Получается некая разновидность социального дарвинизма, фактопоклонства, узаконенного людоедства. Та же самая мысль просто выражена в романе Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы»: «Если Бога нет то все дозволено». «Реалисты» от права, а по сути дела - правовые нигилисты, обычно доказывают, что «мир так устроен, что в нем всегда побеждают низменные интересы и, соответственно, носители этих интересов». При этом они приведут массу примеров, когда и в жизни и в судах действительно попирались все нормы морали, и побеждало зло. На вопрос, хотели ли бы они изменить эту ситуацию, они либо ничего не отвечают, либо начинают по второму кругу приводить свои доводы, обвиняя несогласных с их точкой зрения в наивности, утопизме и т.п. По сути дела они отрицают право как таковое, считая его фиговым листком на естественной человеческой алчности.

Философия давно знает этот прием. Называется это «редукционизмом», сведение всей полноты реальности к какому-то ее аспекту.  Все это - разновидности одного и того же материализма. Его основные виды хорошо известны: биологический (дарвинизм), географический (геополитика), экономический и правовой (позитивизм), сексуальный (фрейдизм), информационный (человек – это продукт манипуляций общественным сознанием) и т.п. Правовой материалистический редукционизм  состоит в сведении собственного содержания права (свободы личности) к его же обусловленности историческими социокультурными и экономическими факторами, в сведении права к утилитарной технической функции законодательного регулирования взаимодействий в социуме (это и есть позитивизм в праве). Т.е. право опять сводится к закону силы. Важно отметить, что правовая система действительно обусловлена во многом историческими, экономическими и др.  факторами, но неверно утверждать, что она ими ПОЛНОСТЬЮ обусловлена. Важно понять,  что правовая система должна не только отражать реалии, но и несколько опережать их.

 

Таким образом, истинные закон и право не только отражают данности, но имеют ещё и заданность, несколько опережая фактическую данность. Направление этого опережения задаётся системой этических ценностей, в основе которых лежат вечные заповеди мировых религий. Право, таким образом, не изобретается, а открывается. Изобретаются лишь правовые механизмы, правоприменение, способствующие созданию условий жизни при которых возможно человеческое  счастье, о котором упоминает Аристотель в своей “Политике”.

 

-------

 

[i] Александр Мень (1935-1990), православный священник, богослов. Первое образование – биологическое, второе – богословское. Автор книг по основам христианства, истории религии, православному богослужению. Убит при невыясненных обстоятельствах.

[ii] Мень А. Магия, оккультизм, христианство. М., 1996, С.70.

[iii] Слово “естественный” в русском языке двусмысленно. Что более естественно: право силы или сила права?

[iv] С точки зрения естественного права, “право силы” (естественный отбор) это естественное бесправие.

[v] Известно, что “бытие определяет сознание”, но никем не доказано, что эта зависимость сильнее, чем обратная.

[vi] С философской точки зрения это вписывается в давний спор об универсалиях. Реалисты признавали их объективную значимость, номиналисты – нет.

[vii] Христиане называют Единого Бога “Отцом”.

[viii] Пример, конечно, условен, как и все примеры. Можно, например, сказать, что опилки не имеют свободы, а человек имеет. Часто можно услышать, что нормальные люди и без “всякого Бога все правильно ориентированы”. В этом рассуждении в завуалированной форме присутствует  материалистическая мифологема “само”, согласно которой идея Бога, под псевдонимом “законы природы”, переносится внутрь материи. На этой мифологеме основано основное заблуждение нашего времени: дарвинистский эволюционизм, оказавший свое влияние на все сферы общественного сознания. Дарвинистский эволюционизм, не имеющий ни одного факта, подтверждающего его истинность, получил широчайшее распространение из-за того, что он, видимо, соответствует  какому-то “идолу рода” (по Ф.Бэкону) в современном сознании.

 

[ix] В.С.Соловьев (1853-1900) распространял этот принцип и на сферу свободы вероисповедания.

[x] Эти же этические представления (о должном и недолжном) отражены в основных заповедях мировых религий. Именно эти этические нормы и составляют основу общечеловеческой этики и правовой юридической системы, которая через международное права все более усваивается всем человечеством.

[xi] О двух основных концепциях права см. Новая философская энциклопедия. М., Мысль, 2001. Т.3. С.305. Автор словарной статьи “Право” В.С.Нерсесянц называет их соответственно “юридическая” и “легалистская”. Иногда говорится о естественном праве и позитивном праве. Для естественного права важны свобода, справедливость, равенство в достоинстве людей. В естественном праве есть, образно говоря, духовная вертикаль. Для позитивного права важен принудительный порядок. в нем не признается абсолютное содержание права.

[xii] Ученые заметили зависимость между способностью людей к рациональному мышлению и способностью усваивать монотеизм. См. Л.Леви-Брюль, Первобытный менталитет. М., 2002.

[xiii] Тойнби А.Дж. Пережитое. Мои встречи. М., Айрис-Пресс, 2003, С.266-267.

[xiv] Ср.: “Любите справедливость, право мыслите о Господе” (Прем.1,1).

[xv] В 20 в. основной вопрос философии получил и такую модификацию: что есть человек? Ср.: “Что есть человек, что Ты помнишь его” (Пс.8,5). Как выяснилось, человек остаётся для себя большой загадкой.

[xvi] Агностик может приять этот термин как метафору чего-то возвышенного.

[xvii] Логика здесь такая: что государство дало, то оно может и отнять.

[xviii] Ср.: И.Кант понимал религию исключительно в этическом смысле доброделания, отрицая любой ритуал.

 

Источник: Новая газета в СПб

 

 

Обсуждение закрыто