Марина КОРНЕЕВА
Одним из распространенных заблуждений новоиспеченных политических активистов или, другими словами, молодого бунтующего электората является обвинение «верхов» в несовершенстве сложившейся системы общественных отношений. Отрицать ответственность властей за результаты эпохи нулевых не стоит, однако то, что сейчас называют комплексом барина, некий взгляд сверху вниз, сквозь вертикаль государственных институтов и служб – от крупного чиновника к мелкому - вряд ли можно охарактеризовать в категориях личного отношения. Все это, скорее, симптомы нашей общей затянувшейся болезни.
Эта болезнь представляет собой своеобразный дефект зрения, из-за которого человек обречен видеть социальное пространство - окружающих людей и связи между ними - исключительно упорядоченными иерархически, то есть вертикально. В таком случае, если мы имеем дело с настоящим недугом, необходимо тщательно собрать коллективный анамнез.
История болезни
Желание встраивать человека в любую из существующих иерархий, наделив каждую из ступеней этой иерархии полномочиями и ответственностью (вероятно, даже несуществующими) свойственно не только далеким от народа госслужащим первого эшелона и заискивающим муниципальным управленцам. Оно свойственно каждому из нас, оно пронизывает наше коллективное сознание и индивидуальный быт.
Вообще, стремление делить мир на верх и низ было свойственно человеку еще в средние века, когда сакральное и профанное повсеместно противопоставлялись друг другу. Этот разрыв - между божественным и мирским – представлялся непреодолимым, и лишь религиозный опыт делал человека на мгновение чуть ближе к Богу, одновременно являя ему невозможность оторваться от мира и стать ближе в земной жизни.
Попытка сконструировать своего рода «лестницу», соединяющую верх и низ, была предпринята в Новое время, когда развитие теоретической мысли порождало бесконечные смысловые надстройки, непознаваемое подлежало непременному открытию, изучению и анализу. В это же время развитие прогресса и растущие масштабы производств стимулировали буржуазию двигаться, наращивать мощности, «карабкаться» выше и выше. Таким образом, социальная лестница ожила, и общество подарило всем своим классам и группам социальную мобильность.
Что касается коллективного мировоззрения, то человек Нового времени (т.е. модерна, доинформационной эпохи) - обладатель вертикального пространства и горизонтального (хронологического, линейного) времени. Именно такой способ видения пространства и времени открывал поле для освоения, движения вперед, формировал ориентиры. Важно, что наше мышление и сейчас во многом до сих пор является заложником этой системы координат, которая уже давно изжила себя, оказавшись неуместной уже в начале 20-го века. Почему она оказалось неуместной и почему мы не можем выкорчевать ее из самих себя?
Весь последующий коллективный опыт Европы – мировые войны, атомное оружие и соответствующие политические резолюции - требовали от человека мыслящего определенной гибкости. Человек, в свою очередь, требовал этой гибкости (или, как скажут позже, терпимости) от властей, законов и норм поведения. В этом смысле современное российское общество, на несколько поколений отделенное от остальных непробиваемой стеной естественно-научного знания и советской пропагандой, оказалось чрезвычайно ригидным по отношению к идеологии терпимости, а вертикальная система видения продолжала полноценно существовать.
Очаг воспаления: лечение и профилактика
Для того, чтобы высвободиться, начать видеть мир социального шире, следует проследить где и как вертикальное видение особенно хорошо прижилось. Такие вещи, как армейская субординация и корпоративные стандарты построены по принципу вертикального управления, используемого в различных общественных институтах, но сфера их влияния ограничена рамками самого института.
В Российских условиях наибольший интерес представляет частный случай вертикального видения – патриархат, который выходит далеко за рамки гендерного взаимодействия. Это не просто традиционный тип семейного уклада, где вся власть оказывается в руках мужчины-отца, а вертикальная система патриархальных связей между субъектами, где на каждой ступени оказывается «патриарх», наделенный властью. Наиболее простая цепочка-лестница выглядит следующим образом: Бог – Царь – Отец семейства. Естественным образом, сама система правления и престолонаследие, русское духовенство и крепостное право породили коллективную установку на обнаружение образа отца и соотнесение себя с ним, в ХVI веке закрепленную в «Домострое».
Патриархат – это и есть строгая вертикаль, неизменный структурный элемент нашего поведения и привычек. Патриархат заставляет нас примеривать роли, попеременно играя то в отца, то в сына. Определению роли, предназначаемой участнику событий в той или иной ситуаций, как правило, предшествует нехитрый анализ властных полномочий. Грубо говоря, происходит оценка сил и авторитета всех игроков. Этот механизм включается вне зависимости от того, в какую систему встроен человек – феодальную, капиталистическую или социалистическую. Желание понять масштаб своего влияния и веса по сравнению с другим связано со стремлением к власти, о котором писал еще Ницще. Такое стремление – некий бытовой тоталитаризм – возникает в силу того, что человеческое сознание, попадая в мир социального, пытается постичь Другого – того, кто отличается от него, является непознаваемым и потому, словно средневековый Бог, никогда непонятен полностью, всегда ускользает. Стремление удержать Другого, то есть понять его с помощью своего собственного мыслительного аппарата, означает ограничить его, подвергнуть насилию со стороны своих доводов, принципов и ценностей.
Вопрос власти неизбежно вводит проблематику ответственности. Патриархат – это неравенство ответственности. Здесь важно оговориться: антипатриархальная логика не предполагает априорное равенство субъектов. Напротив, она говорит о некоем исходном неравенстве одного другому, которое делает отличие универсальным – то есть все равны в своем отличии друг от друга. Универсальность неравенства задает равную степень ответственности, и только иерархическая система насильственно вводит вертикальную, искусственную систему подчинения и ответа.
Средство от патриархальности, созданное гуманитариями Западной Европы в конце прошлого века, в качестве основного ингредиента предполагает идеологию всеобщей открытости. Рецепт был выписан достаточно скоро с открытием территориальных границ. Немного протестантизма, и новая идеология сформировала еще один принцип – частной неприкосновенности, дистанции, не дающей индивидуальному сознанию одного покуситься на личность Другого.
Очевидно, что в современных российских условиях этот рецепт неприменим, несмотря на поддержку со стороны либерального крыла. Даже наличие агрессивной государственной пропаганды антипатриархальности (которая, конечно же, государству не выгодна) – это действие в рамках все той же патриархальной парадигмы, очередное петровское отрезание бород с помощью современных коммуникационных технологий.
Российский патриархат – это триумф тоталитарной воли, и потому он содержит противоядие в самом себе. Воля как осознанное желание совершать тот или иной выбор при определенной настройке оптики может просто сместить свой фокус. Это означает переключить волю с Другого на себя, оставаясь самим собой, то есть жить опытом. Попытаться выйти за рамки категорий оценки (себя и Другого), трансформировать волю в желание шири, а не выси. Широкая перспектива отторгает любую патриархальную установку как границу видения, узкий и искусственный горизонт. Такое мышление делает невозможным построение вертикали власти. Широта перспективы – это коллективный опыт, чья прелесть, возможно, именно в том, что он всегда больше суммы индивидуальностей, это всегда Я, Другой и что-то еще. Только не стоит этот опыт дробить. Не наблюдать, не структурировать, не раскладывать по полочкам и ступеням, а вчувствоваться, вслушиваться, вместе переживать. Благо, сегодня для этого достаточно поводов.
Источник: Частный корреспондент
