ПРОЛОГ ДЕСАКРАЛИЗАЦИИ?

Платон ПРОХОРОВ

В связи с сообщениями СМИ, освещающими отдельные ответы главы РПЦ МП на вопросы корреспондента телеканала Россия-1, противоречивая картина с ролью этой религиозной организации в России несколько проясняется. В ходе интервью патриарх Кирилл – единственный из религиозных деятелей в России, словам которого придается особая значимость, не избегал ответов по существу. В этом не было особой необходимости из-за постановки вопросов, назначением которых была помощь в озвучивании необходимых церкви деклараций. Но такая рафинированность выступления и помогла более ясно понять из изящного словесного обрамления, не столько смысл, сколько суть явлений, о которым напрямую в интервью не говорилось.

Как ни странно это может звучать, но после выступления патриарха по телевидению на Рождество, стало гораздо понятнее, что основная деятельность религиозной организации имеет малое отношение к религии. Из активно политизированной в экономических и административных интересах религиозной корпорации, она неожиданно быстро превратилась в исключительно политическую. Быть может, это произошло в большей мере благодаря остроте нынешнего периода в жизни страны, когда привычных к апробированным моделям поведения политиков стало подгонять время. Но нельзя недооценивать и инициативы руководства РПЦ МП.

При этом, откровенным признаком этого изменения стало категорическое отрицание патриархом того, что взгляд на его религиозную организацию в стране очевидно изменился. Если ранее РПЦ воспринималась в трех вариантах –  неприязненно, как любые проявления религии атеистами, с доверием – что свойственно входящим в ее юрисдикцию или заведомо ровно и даже с некоторой симпатией, как относились к ней ранее все инаковерующие и нерелигиозные люди, то теперь это выглядит иначе.

Однако, на вопрос о причине роста акнтиклерикальных настроений в стране Кирилл заявляет, что это миф: «У нас есть рост в процентном отношении – значительный рост – антицерковной и антирелигиозной составляющей в средствах массовой информации. Но это не отражает настроения людей. Это отражает лишь только следующее явление: вера и церковь становятся более видимыми, более значимыми для жизни людей. И встречают сопротивление тех, кто не чувствует веры в сердце, кто не связывает с верой в Бога своего будущего, даже среди тех, кто считает своей задачей бороться с религиозными убеждениями».

Высказываясь таким образом, религиозный деятель, вероятно, просто не замечает глубоких противоречий, содержащихся в словах своего ответа. Не имея возможности не признать значительного роста антицерковных настроений он не только смешивает их с несуществующим ростом антирелигиозности, но и делает вывод, что такой симптом … не отражает настроения людей. Но, замечая далее, что церковь, которую он снова смешивает с верой, стала более видимой для общества, патриарх умалчивает об очевидности вывода из сказанного: по этой причине и растут антиклерикальные настроения в обществе – причем, как нерелигиозной, так и религиозной его составляющей. Миф о религиозной организации, как о явлении «не от мира сего» уступил место реалистичным представлениям о ней, как о неформальной политико-экономической корпорации.

То, что не православная вера, а деятельность Московской патриархии – то есть, неэтичные и противоправные претензии религиозной организации на общенациональное достояние, светское образование и науку, законотворчество и администрирование возмутили гражданское общество, факт слишком общеизвестный. Именно к этой деятельности, а не к религиозным основам и проявлениям данной институции формируется в последние несколько лет настороженное, а затем  и преимущественно негативное отношение сознательных граждан и общества в целом.

Упоминая далее о тех, кто «считает своей задачей бороться с религией», Кирилл имеет в виду, конечно, атеистов, приписывая их активности поднимающуюся волну антиклерикализма, которую только что не признавал. То есть, признавая бесспорный факт того, что атеисты в России тоже есть, он мифологизирует его, представляя некоей социальной угрозой обществу, которой в действительности не существует. Говоря же о сопротивлении клерикальной активности со стороны тех «кто не чувствует веры в сердце, кто не связывает с верой в Бога своего будущего», он прямо указывает на подавляющее большинство своих соотечественников. Это те самые 98% россиян за минусом православных, пришедших в Рождественскую ночь в храмы, согласно сводкам МВД. Но указывает, не упоминая, разумеется, что наиболее сознательное сопротивление клерикализации страны формируется в среде религиозной, при этом, преимущественно православной, христианской. То есть там, где люди не путают ценности личной веры с интересами религиозной организации. Где они  хорошо знают, что означает для их веры придание религиозной организации политических функций. В восприятии этого сообщества, где понятия «вера» и «суеверие» не смешиваются воедино, обращение патриарха к сюжетам церковных быличек об исцеляющих тенях и лоскутах или употребление не к месту понятия «параллельного мира» - не аргументы. Скорее даже наоборот - это лишние доказательства готовности манипулировать абы чем, в том числе, религиозными и расплывчатыми понятиями ради достижения какой-то посторонней цели.

Таким образом, ответ патриарха на вопрос о причинах роста антиклерикальных настроений представлял собой декларацию ни на чем не основанной мифологемы о том, что «это явление – хороший признак», означающий «рост популярности церкви». Тогда как неприятие противоправной клерикализации светского пространства – не естественная реакция гражданского общества, а происки окопавшегося в обществе «врага» в виде атеистов и всех, кто не является сторонниками возврата в Средневековье.

На вопрос о том, как сторонникам честных выборов настраиваться на предстоящие выборы президента, не способствуя при этом разрушению гражданского мира, Кирилл предпочел сначала заявить о том, что церковь не занимается политикой. «Слово церкви не может быть политизированным, - сообщил он, - оно не может быть несбалансированным в самом принципиальном смысле этого слова. Не в смысле ложных дипломатических балансов, а в смысле того, что слово церкви должно нести правду, которую примут все – и одни, и другие. И правда заключается в том, что ложь должна уходить из нашей жизни. Из политической, из экономической, из социальной". Прибегнув далее к традиционному для клерикалов морализаторству, патриарх сослался на особую важность высокой нравственности всех и каждого, для гарантии который "Мы должны научиться жить по Божьей правде. То есть мы не должны лгать друг другу".

Казалось бы, намек понятен: церковь вне политики. Пусть даже не признавая за представителями других религий и конфессий или неверующими способности к нравственной жизни, она печется лишь об отказе от лжи. Но, не тут-то было! Высокопоставленный религиозный политик предлагает еще один миф. Признавая, что «у общества должно быть право высказать свое недовольство», Кирилл указывает на заведомую бесперспективность протестов на примере событий вековой давности: «Вот если бы демонстрации, предшествовавшие революции 1917 года, закончились выражением мирных протестов и за ними не последовала бы кровавая революция и братоубийственная война, то сегодня Россия имела бы больше 300 млн. населения и либо была такой, как Соединенные Штаты, по уровню экономического развития, либо даже превысила эту страну».

Судя по известным высказываниям этого религиозного деятеля о Великой Отечественной войне, как о «Божьем наказании» народа «за грехи», столь же лихое определение им предпосылок и причин крушения Российской Империи следует считать естественным. Но зачем могло понадобиться это очередное упрощение причин того, что Россия не такова «как Соединенные Штаты» с умолчанием о роли церкви в советском государстве?

Вероятно для того, чтобы подтолкнуть мысль внимающих словам патриарха к уразумению, что кроме РПЦ МП, являющейся единственно благодатным источником нравственности, ни обществу, ни высшим чиновникам слушать никого не стоит. Впрочем, вероятность справедливости такого предположения Кирилл тут же подтверждает.

Вот это – для народа: «Задача заключается в том, чтобы протесты, правильным образом выраженные, приводили к коррекции политического курса. Вот это самое главное. Если власть остается нечувствительной к выражению протестов, это очень плохой признак. Признак неспособности власти к самонастройке».

А это – для правителей: «Власть должна настраиваться, в том числе и воспринимая сигналы извне. Я никого не хочу учить, я просто хочу сказать, как я сам работаю. Я постоянно стараюсь слышать эти сигналы. И через Интернет, через переписку. И происходит постоянная, если вы могли заметить, самонастройка церковного аппарата. Может быть, недостаточная. Я отдаю себе отчет в том, что мы очень далеки от совершенства. Но вот эта обратная связь в церкви существует. Но она еще и существует потому, что священники исповедуют людей».

Не заметить здесь того, как народу предлагается видеть угрозу в бездействии власти, а власти – «держать руку на пульсе» и брать пример с осуществления патриархом выстраивания жесткой вертикали в РПЦ МП, практически невозможно. Исходя из авторитарного структурирования религиозной организации, где нововведения заключаются в раздувании штатов клерикальной бюрократии с лишением рядовых верующих их прав, нетрудно понять, что могло бы означать использование опыта РПЦ МП светской властью.

Отсюда видимость следования церковью принципу «ласковый теленок двух маток сосет» остается иллюзией даже при всех оправданиях такой политики борьбой «за мир во всем мире». Тем более, что об этом постоянно напоминают давно переставшие шокировать имперские заявления других популярных клерикальных функционеров.

Пару лет тому назад Московская патриархия категорически отрицала какую-либо «политическую деятельность церкви», объясняя свою растущую политическую активность правом участия религиозной организации в общественной жизни страны. Сегодня же светским партнерам клерикальной структуры, похоже, требуется легитимация церкви в качестве запасного «политического игрока», способного как минимум занять в сознании общества освобождающуюся нишу партии «Единая Россия». Вероятно, ранее – задолго до выборов, осуществить подобную рокировку было невозможно из-за чьих-то расчетов на ЕР, но и теперь момент для этого выпал явно неудачный. Но о том, что могли бы приобрести в результате два крыла современного российского правления, как и о том, что они безвозвратно утратили, предоставим догадаться самим читателям.

ReligioPolis