Михаил СИТНИКОВЕсли абстрагироваться от того, как "принято" говорить о взаимоотношениях религиозных сообществ и организаций с обществом, то можно предположить, что современные социальные коммуникации определяют сегодня буквально все. Такое заключение видится совершенно очевидным, если вспомнить о том, что такое социальные коммуникации. Как известно, это любая передача и обмен информацией, какими-либо идеями и настроениями с помощью доступных нам символов и средств.
Внутриконфессиональные коммуникации между единоверцами в огромной мере определяются их единством в принадлежности к одной конфессии и, поэтому, достаточно естественны, органичны, апробированы внутриконфессиональной традицией. А, вот, коммуникации с «окружающей» светской средой требуют от религиозных людей и организаций определенных усилий и компромиссов.
Наверное, для любых субъектов религиозного пространства их можно назвать даже «вынужденными». Потому что, если исходить из стратегических соображений, то от их качества и результатов информационного обмена религиозного сообщества со светской средой зависят все перспективы существования религии в обществе.
Одной из особенностей коммуникативных технологий можно считать то, что они определяются и устанавливаются универсальным пространством для самых разных сообществ, в том числе и религиозного. Такие средства коммуникации, как, например, публичные манифестации взглядов через СМИ, а теперь интернет, всегда регламентировались возможностями этих технологий.
То есть, сказанное в храме с амвона конкретной общине заведомо, пусть и иной раз невольно, адресуется, в результате, гораздо более широкой и разнообразной аудитории. Которая, в свою очередь, реагирует на информацию в этом поле совсем не так, как происходило это в границах прихода.
Причем, религиозное сообщество может воспринимать такую реакцию неадекватной, а широкая аудитория – напротив совершенно естественной, как происходило это, например, недавно с рядом нашумевших заявлений представителей РПЦ.
Иными словами, считать, что социальные коммуникации для консервативной религиозной жизни просто важны, недостаточно. Они жизненно важны религиозному сообществу. Но… накладывают на него вполне определенные и, зачастую, непривычные обязанности, если оно заботится о собственном благе – то есть, сохранении своей консервативной целостности. А именно, не нарушая внутриконфессиональной целостности стремиться научиться мирно сосуществовать с другими сообществами в светском общекультурном поле.
«Трудности перевода» в отношениях церкви и общества существуют. Причем, спонтанно их возникает достаточно много, если исходить из того, что под взаимоотношениями церкви и общества понимать не только официальные «протоколы о намерениях» и столь же официозные отцензурированные в соответствии с текущим политическим моментом сводки.
Ведь, любая «церковь» воспринимается обществом, да и обнаруживает себя в обществе в различных формах. Это и ее исторически мифологизированный имидж, и популистская активность, и социальная эффективность, и уровень доктринального развития самой религии, и то, что именуется в наиболее развитых религиозных организациях, например, христиан «околоцерковным активом», а у мусульман – «идеологизированными сообществами» различных направлений ислама.
Добавим к тому частные интересы разного рода общественных организаций и политических движений, в разной мере ориентированных на религию в обосновании собственных корпоративных идеологий, и получим, в результате, довольно богатый спектр того, что имеется ввиду под религиозной стороной во взаимоотношениях с обществом.
Понятно, что в период системного кризиса аналогичная ситуация наблюдается и во внеконфессиональной части светского общества с его дифференцированными политэкономическими, культурными, эстетическими, мировоззренческими и прочими пристрастиями, с серьезной «разносортицей» по уровню образования, просвещенности, да и просто интеллектуальным потенциям. Поэтому ясно, что оптимальным вариантом здесь видится некая унификация – и «языка», который требуется для достижения конструктивного уровня взаимопонимания и, следовательно, «пространства», в котором этот «язык» воспринимался бы естественно, органично.
Довольно часто под «трудностями перевода» подразумеваются не имеющие решения попытки как «светской», так и «церковной» сторон предлагать некоторые из своих характерных ценностей в качестве общепринятых норм, которых следовало бы придерживаться всем. Понятно, что подобные предложения чаще всего оказываются неприемлемы для той или другой стороны, а, следовательно, поиск компромисса должен вестись в принципиально ином направлении.
Но, на конфликтах интересов, например, между светским правом человека на осуществление свободы слова и мысли и внутриконфессиональным правом отвергать или осуждать определенные формы осуществления свободомыслия, выгодно, что называется, «делать политику». То есть, осуществлять более и менее успешное манипулирование общественными настроениями в собственных интересах. Это означает, что у дела оптимизации успешного взаимодействия религиозных сообществ – церквей и иных их форм – со светским сообществом граждан в целом, существуют оппоненты. Которые никогда, конечно же, в этом не признаются.
На мой взгляд, одним из универсальных критериев, который мог бы определять пространство диалога (а требуется, прежде всего, именно диалог!), может стать право. В отличие от морали, регламенты которой от права, впрочем, неотделимы, именно право предполагает строгую фактологичность в подходе к любым явлениям и процессам. Проще говоря, право имеет свойство запечатлеваться в виде обязательных для исполнения всеми норм, что уравнивает, а точнее «демократизирует» соотношение и сосуществования всех его субъектов в едином для них, универсальном правовом пространстве.
Однако, мало того, что кроме права человечество пока ничего более оптимального представить не способно – такое право может быть только внеконфессиональным. Или «надконфессиональным», если исходить из того, что все множество конфессиональных и неконфессиональных сообществ, являются составными частями «унифицирующего» их светского общества в целом.
Предвидя, что у тех, для кого понятие «светское» неразрывно ассоциируется с «атеистическим» могут возникнуть возражения, добавлю, что чисто номинально статусы «теистов» и «а-теистов», существующих в светском обществе, с позиции права одинаковы. Тогда, как само светское и правовое общество, можно было бы определить для них, как универсальную и «нейтральную» среду.
К сожалению, сегодня в России, например, определять общество правовым, оснований нет.
Как ни странно, но преодоление барьеров, разделяющих разные сообщества, традиционно предпринимается с использованием разного рода усилий, направленных вовне. То есть, с помощью экспансии собственных ценностей или средств для достижения целей. В том, что успешность такого метода очень условна, нас должна была убедить сама история. Потому что, подобное продавливание, кроме достижения теми или иными силами (церковными или антицерковными) неких временных выгод, всегда порождает качественно новые проблемы.
Если чуть изменить формулировку вопроса в сторону откровенности, то он звучал бы, вероятно, так: «Что требуется церкви для того, чтобы люди ощущали в ней серьезную нужду?» Ответ, наверное, прозвучит банально, но по существу: «Быть церковью».
Неплохой иллюстрацией того, что проблемы религиозных организаций, которые вообще задаются подобными вопросами, может послужить один общеизвестный факт. А именно, громадная популярность в обществе религии вообще и церкви – в частности, в советский период нашей истории. Негласная сторона деятельности церковной структуры никого не интересовала – интересовала внутрицерковная жизнь – в социальном и информативном аспектах. Но к сегодняшнему дню не просто сместились акценты, а поменялись местами «полюса».
Одна из мощнейших современных церквей, а следом за ней по причине политической вынужденности и некоторые другие, всеми силами стремятся актуализироваться в политическом, идеологическом, социально-экономическом, «культурообразующем», «научном» и прочих планах, оставив для уникального признака религиозной церковности чисто формальную графу.
Почему это происходит – вопрос отдельный. Но возникновение при таких обстоятельствах обеспокоенности тем, что «люди не идут в церковь» абсурдно. А разве могло быть иначе?
Источник: Baznica.info
Комментарии
Хотелось бы, чтобы лик Церкви святился любовью, а не был перекошен из-за полного бесправия одних на фоне безграничной власти других.
Но я боюсь, что это невозможно.