АНАТОМИЯ ПРАЗДНИКА

Кирилл ТУЗОВ

День Победы перестаёт быть серьёзным. Это уже давно не ответственное мероприятие, для допуска к которому необходимо сдать экзамен по отечественной истории. Можно наклеить стилизованный винил "На Берлин!" на свою немецкую машину и кататься по Москве под композиции Rammstein. Можно не помнить имён своих предков, павших на полях Великой Отечественной. Можно поднять за Победу бокал любимого пива Гитлера (благо, марка жива по сей день). Всё это подозрительно напоминает живой пример "перевёрнутого мира" карнавала (по Бахтину).

Среди среднестатистических интеллектуалов только ленивый не называл "пиром во время чумы" роскошные салюты и шоу, сопровождающиеся раскованными гуляньями. Чаще вспоминают о безграмотности современных школьников, которые не могут назвать места Сталинградской и Курской битв. С недавних пор стало модно утверждать, что акция "Георгиевская ленточка" оскорбляет ветеранов: ведь эта лента - символ подвига и знак высокого почёта, за который многие отдали жизнь. Однако на фоне всеобщего ликования беззубыми смотрятся призывы остановить "вакханалию", упорядочить смыслы и расставить правильные точки, где надо. Поборники каноничности уже никогда не станут пророками истинного патриотизма, а Девятому мая не вернуть антураж советской святости - сплава традиции, патетической скорби и катарсиса.

Историческая память вытесняется атмосферой сильной эйфории, что, в принципе, способно застраховать нацию от утраты значимости победной даты. В нарастающей год от года красочности торжеств прочитывается желание превратить день Победы в непринуждённый праздник национальной сплочённости. И это не лишено смысла в долгосрочной исторической перспективе, ведь поколения военных лет уходят, оставляя после себя богатый идеологический ресурс. А в демонстрации героических примеров народного единства страна явно нуждается. 9 мая вполне подходит на роль отечественного аналога французского 14 июля.

Правда, обновлённое идеологическое оформление праздника ещё не выпестовано. С одной стороны, российскому истеблишменту удалось законсервировать базовую истину - Победа останется для России совершившимся историческим счастьем, без которого страна не имела бы шанса на жизнь. Попытки пересмотреть значение Победы расцениваются подавляющим большинством россиян как кощунство. Националисты от любого народа, к лагерям которых в своё время примкнуло значительное число общественных деятелей и историков, капитулируют перед неоспоримостью данного факта. А ведь сегодня они популярны как никогда. Но можно уверенно утверждать: никакие мифы об "исторических альтернативах" не приживутся. Это стоило труда: к радости политических спекулянтов, война "подарила" своего Власова каждому национальному меньшинству. Однако государству удалось сыграть на два фронта: увязав своих противников в непростой и тонкой борьбе за историческую достоверность, оно в то же время сделало ставку на сохранение и ренессанс простых патриотических нарративов. Помимо всего прочего, это единственный легитимный праздник эфемерно существующей российской нации. Достаточно оказаться в толпе на Поклонной горе, чтобы поразиться безоговорочной преемственности - нигде не найти такого количества людей со всей страны, распевающих гимн и размахивающих триколорами.

Но днём самоутверждения российского государства День победы так и не стал. В первые две недели мая СМИ традиционно щеголяют противоречивой смесью тезисов, сочетающих презумпцию исторического величия даты с желанием ударить по официальной торжественности. Кажется, сегодня мы уже не имеем права рассуждать о Победе, не адресовав власти упрёк в упущенном геополитическом влиянии. Мы просто обязаны прокомментировать плакаты с портретами Сталина в бинарном духе: либо говоря об апелляциях современного политического класса к тоталитарному пафосу, либо намекая на несопоставимость режимов по сумме достижений. К тому же мы не преминем вспомнить, что техника на параде стара, а российских образцов среди грозных военных машин и вовсе нет.

День победы с советских времён перенял уникальный статус: несмотря на свою историко-политическую значимость он был и остаётся демонстрационной площадкой национального развития. Каждый год 9 мая провоцирует пересмотр всех фронтов российского политического и социального наследия, что вовсе не играет на руку современной политической элите. Всем хочется ощутить причастность к великим совершениям, и никому - стоять в этот день на стороне неудач. Население воспринимает триумфальное чествование прошлого как возможность легко отмежеваться от государственной самоидентификации в пользу национальной. Выход из этого парадоксального тупика пока не найден.

Демонстрацией силы, уходящей в историю, День Победы аннулирует столь излюбленную политическим классом презумпцию курса на качественное превосходство, которое якобы способно оправдать сумму новых потерь. Престиж государства достаточно давно пытаются построить за счёт единичных, невоспроизводимых решений, возвышающихся над ворохом дряхлеющих систем. Но россияне не верят инновационному рывку, сопровождающемуся отмиранием прежних имиджевых отраслей, успехам науки и технологий, не воплощённым на конвейерах; не видят сократившуюся армию боеспособной. Никто не поверил Медведеву, собравшемуся беречь человеческий капитал: количественные показатели в массовом сознании до сих пор гораздо ценнее качественных. Память о Войне как массовом подвиге, о послевоенном времени как о триумфе восполнимости потенциала страны не позволила состояться проекту, подменяющему национальным самолюбованием невозможность самосохранения. Для России это особенно актуально: не стоит забывать, что похожий политический миф стал предсмертным хрипом немецкого нацизма.

За последние двадцать лет в обществе укоренился единственный критерий национальной успешности; он копирует логику демографической стабильности, которая оказалась применима ко всем сферам государственной ответственности. Это закономерный итог развития страны, где статистика национальной деградации уже почти четверть века задаёт тон информационному полю. Россия привыкла жить в атмосфере невосполнимых утрат. Мы ведём перепись городов и деревень, в которых больше никогда не будет жителей, предприятий, закрывших навсегда свои проходные, учёных, которые не вернутся даже в Сколково. Излюбленной темой скорбной аналитики стал процесс обветшания нашей физической мощи: ядерного щита, инфраструктуры, трудоспособного населения и т.п. Неслучайно именно тематика старения и смерти всего национального становится по-настоящему оппозиционной: на сегодняшний день только она способна найти массовый эмоциональный отклик. Совсем недавно День космонавтики утонул в полемике о том, сможет ли Россия уже в недалёком будущем претендовать на статус космической державы с её старыми кораблями.

9 мая в наибольшей степени располагает к подобным аллюзиям. День Победы слишком много перенял у обычных армейских праздников, каждый из которых представляет собой ностальгическое шоу о достижениях СССР. Для этих отраслевых торжеств проблема устаревания самолётов, кораблей и ракет давно превратилась в неофициальный лейтмотив. С каждой годовщиной день Победы всё отчётливее напоминает "парад последних". Перед последними "Тополями", ветеранами (которые не дождутся своих квартир) и выцарапанными из поредевших масс молодёжи солдатами произносятся речи о завоёванной свободе. В неловкой попытке воспроизвести помпезную риторику СССР сквозит лишь неумение работать с трансформировавшимся национальным сознанием: словно по инерции педалируя тему добытого в боях будущего, государство лишь усугубляет описанный выше раскол. Причина невписываемости нынешней элиты в пафос праздник проста: Советский союз завоевал не то будущее, к которому она идет.

Источник: Regnum