Игорь ПОДБЕРЕЗСКИЙ
продолжение - нач.ч.1, ч.2., ч.3, ч.4
Взаимная неблагожелательность
Власть у нас изначально неблагожелательна по отношению к человеку, для нее всегда важнее отношения с вышестоящими, чем с нижестоящими. Всякий, кто имел дело с нашей властью, может засвидетельствовать: она противопоставляет себя человеку, ее обычная реакция даже на вроде бы самую безобидную и совершено законную просьбу - отказать, предварительно помытарив. Особенно ярко это проявляется в делах религиозных меньшинств, где отказывают, даже не вникая в суть дела. Но и этого мало: надо еще унизить людей, сделать им пакость - для многих представителей нашей власти на местах, как уже говорилось, это первое удовольствие («сделал гадость – сердцу радость» - присловье наших чиновников).
С предвзятым отношением властей сталкиваются все, кто верит в Бога «не так». Тут проявляют колоссальное усердие не по разуму, и от произвола власти страдают у нас не только верующие. Все, кто не имеет нужных связей, кто не вхож в чиновничьи кабинеты, на собственном горьком опыте убеждаются: власть заранее настроена против них. Для чиновников великая утеха – поиздеваться над беззащитным человеком («издеваются над нами!» - обычная реакция среднего россиянина на встречу с властью). Что немного утешает: подданные платят ей той же монетой, в отношениях власти и подвластных царит взаимное недоверие, взаимное лукавство, неблагожелательность и стремление досадить другой стороне, как только представится возможность. Радоваться этому не стоит, все же ситуация явно ненормальная.
И опасная. В стране нарастает моральное неприятие поведения властей предержащих, особенно их автомобильно-охотничьи подвиги, повальная коррупция, и воровство (не случайно нынешний строй иногда именуют клептократией). Все эти мигалки, замки и яхты за рубежом, охотничьи и рыбацкие забавы внутри страны вызывают омерзение. Изменила «народную психею» и автомобилизация, влияющая на становление личности, и Интернет, давший возможность поделиться своим возмущением, тут же найти сочувствующих, предложить им где-то собраться и выступить с протестом. Моральное осуждение – это сфера эмоций, но в России она всегда была куда важнее формализованного права. Омерзение, вызываемое властями, приближает катастрофу. И непохоже, чтобы властная элита в должной мере сознавала нарастающую опасность, разве что отдельные представители ее видят угрозу и говорят о ней. Свой вклад в грядущий взрыв, которые некоторые считают неизбежным, вносит и неумная политика в отношении тех, чью веру начальство не одобряет.
Конечно, наша власть выучила нужные слова про «на благо» (человека, страны, государства, общества и т.д.), но знает она только свое собственное благо, ради которого готова пренебречь и человеком, и государственными интересами. Власть (т.е. чиновничество) живет своими корыстными интересами (тут за последние годы для нее открылись широчайшие возможности) и по своим законам. Класс этот прожорлив и плодовит (время от времени грозят его сократить, но еще Твардовский сказал про нашу бюрократию: «Чтобы сократить // Надо увеличить»). В практической деятельности чиновники исходят не из высших интересов (народа, государства, страны), а из интересов своего «клана» (то, что раньше называлось групповщиной), на которые неизбежно разбивается у нас любая государственная структура, и которые ведут непрекращающуюся борьбу между собой и внутри себя – за портфели, за места, за привилегии, сейчас и за собственность. Основное методы этой борьбы – подсиживания, интриги, рытье ям, капканы и ловушки, нередко использование криминала. Главный стимул – карьерный рост и деньги, главные вопросы - кого снять, кого назначить, кого понизить, кого повысить, у кого отнять и кому дать. Вечная игра в «кто кем будет». Политика у нас – всегда кадровая политика, и иной быть просто не может.
Испытание властью – самое тяжелое для многих русских людей и часто они его не выдерживают. Нашего начальника отличает глубокое неуважение и к человеку, и к закону - вспомним администраторов Салтыкова-Щедрина, которые никак не могли понять, что такое закон и почему ему надо повиноваться. Еще менее им понятны законы про религиозные свободы. Правы были староверы, которые сто с лишним лет назад дали такую характеристику тогдашнему светскому и духовному начальству: «Нынешние власти во всем жестоки, гневливы, наглы, люты, яры, нестройные, страшны, ненавистны, мерзки, не кротки, лукавы...» (Цит. по: В.В. Розанов. Религия и культура. Т.1. М., 1990, с. 534).
Многие наши начальники идут во власть потому, что она освобождает от обязанности соблюдать закон, любую норму, вплоть до правил уличного движения, которые они нарушают, даже рискуя жизнью. Главная сладость власти – «могу делать что хочу, и ничего мне за это не будет!» Самоощущение мерзкое и позорное, но, как говорила про советских властителей Лидия Корнеевна Чуковская, «Я поняла, что этим даже деньги не нужны, им нужен только срам».
Очень жаль, что сейчас, во времена относительной свободы, так и не создано ничего вроде «Практического пособия по русской политической культуре». Культура - это не только вершинные достижения, но и повседневность, («Культура – то, что остается, когда забудешь все, что выучил»). Надо описать, кто, как и почему идет во власть, как ее осуществляет, а также кто, как и почему повинуется власти – и что при этом испытывает. Надо анализировать не только теории Карла Шмитта и Мишеля Фуко, но и нашу культуру администрирования, поведение начальников, все эти «многоходовки», «услуга за услугу» «обходные пути», «нужные знакомства», и т.д. Надо описать технику дачи (и вымогания) взятки, выживания неугодного сотрудника, продвижения своего ставленника и прочее в том же роде. Пока только литература внесла свой вклад – тут достаточно назвать Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Сухово-Кобылина.
Отношения власти и подвластных настолько антагонистичны, что последние убеждены: власть способна на любую подлость, на любое преступление против них (явное наследие ордынской поры). Вспомним, как в декабре 2009 г. в Саратове возникла паника: «Народ с воздуха травить будут под предлогом борьбы с легочной чумой!» И никто не усомнился в том, что власть вполне способна убивать людей. Люди платят власти откровенной неприязнью, даже ненавистью. Исключение тут - самая вершина власти: фигуру, ее занимающую, у нас могут обожать независимо от деяний (даже чем больше крови, тем больше восхищения), но и то до поры до времени.
Хотя есть и чрезвычайно процветает в нашей стране заискивание перед властью, наряду с ним существует всеобщая готовность к неповиновению ей вплоть до бунта, «бессмысленного и беспощадного», русский безудерж всегда где-то рядом. Вспышки любви к начальству обычно заканчиваются вспышками ненависти к нему же. Тут, как и во многом другом, у нас представлены только крайности: раболепие или бунт («либо в ухо, либо в ноги»), по здравому среднему пути идут немногие. В их числе – прежде всего религиозные меньшинства протестантского толка: вера запрещает им как заискивание, так и бунт. И все равно власть, в силу своей природной предрасположенности к пакостям, именно им строит всяческие козни.
Подвластные у нас не уважают власть, и не упускают случая обмануть ее, поживиться «за государственный счет» (современное присловье: «Сколько у власти не воруй, все равно свое не вернешь»). К сожалению, взаимное неуважение демонстрируется и при общении людей друг с другом, они тоже отравлены ордынским наследием, для многих главное - подавить и унизить человека. Тут налицо желание проявить свою власть («я с тобой что хошь сделаю»). Отсюда наши «показать», «врезать», «вдарить», «проучить», причем, бывает, по отношению даже к самым близким людям, общение с которыми у нас часто идет тоже недостойным образом. Это отмечал А.И. Солженицын: «А всеобщая озлобленность людей друг ко другу? - просто так, ни за что. На тех, кто ни в чем не виноват?»
Во всем этом очень мало разумного начала. В нашей политической культуре высшая цель и высшее удовольствие для человека у власти – уязвить нижестоящего, не считаясь с последствиями, даже нанося ущерб самому себе. Вообще же рациональное обоснование своих действий, рациональное отстаивание своей выгоды и своих интересов приходит довольно поздно, как показал Вебер - с утверждением нового порядка вещей, вызванным к жизни протестантством. Он выделял несколько типов социального действия: традиционный - когда поведение ориентировано на сохранение традиции, нарушение которой считается недопустимым; аффективный - т.е. направляемый страстями, когда люди, находящиеся у власти, стремятся удовлетворить свои инстинкты, обычно не имеющие к рациональности никакого отношения; и только потом появляется рациональный тип социального поведения, направленный на достижения какой-то социальной цели или идеала.
В России пока доминирует второй тип. Если перевести это с языка высокой социологии на язык современных российских реалий, то можно сказать, что в России знают следующие принципы регулирования жизни: «беспредел», «по понятиям» и «по закону». И, похоже, даже переход от беспредела к «по понятиям» нам дается с трудом, термин «беспредел» описывает нашу действительность куда адекватнее. Беспредел в отношениях между властью и подвластными, беспредел в отношениях между властью и религиозными меньшинствами, беспредел даже в отношениях уголовников (и бизнесменов) между собой – все всех стремятся «кинуть».
А о «по закону» остается только мечтать. Мечтают и религиозные меньшинства. Протестанты считают своим правилом действовать только по закону, и когда им приходится сталкиваться с его нарушениями, они предпочитают обращаться в суд. Для России это непривычно: в нашей стране традиционно человек старался устранить то, что ему виделось как несправедливость, при помощи жалобы-доноса, суд ему в диковинку, и совет «обращайтесь в суд» он воспринимает опять же как издевательство («где суд, там и неправда» - это еще Платон Каратаев говорил). А дела религиозных меньшинств там решают так, что невольно вспоминается библейское: «Место суда – а там беззаконие, место правды, а там неправда» (Еккл 3,16). И приходят верующие (и не только они) к выводу, что ближе Страсбурга правды в суде не найти. «Правовым нигилизмом» у нас поражены и сами правоохранительные органы, в том числе и суды, где, по убеждению многих россиян, обращавшихся в суд, тоже царит беспредел.
Преобладание аффективного типа социального поведения сказывается в стремлении власти проявить себя, покуражиться, добраться до горла противника. Зарезать курицу, несущую золотые яйца, «прищемить» часть населения, верующую «не так», продемонстрировать скотство собственной натуры - это куда нужнее и важнее, чем получить осязаемую выгоду или соблюсти традицию. К сожалению, нерациональное поведение присуще и народам: в 1917 г. у нас клюнули на ленинский лозунг «Грабь награбленное», что, помимо моральной недопустимости, было и просто неразумно: за это пришлось платить разрухой, коллективизацией, гладоморами, ГУЛАГом и прочими прелестями, а в сфере духа, по меткому выражению А.Ф. Лосева, «всем вдруг захотелось происходить от обезьяны».
