Интервью с заведующим отделом древнерусского искусства Государственного Института искусствознания Львом ЛИВШИЦЕМ
Если церковь сумела бы тогда занять твердую гражданскую позицию, то все могло обернуться хоть немного иначе. В общем, перечитывая такие документы, убеждаешься лишний раз, что история у нас имеет свойство повторяться.
ReligioPolis: В Паломническом центре Московского патриархата 9 марта состоялась первая встреча культурной интеллигенции с церковными чиновниками, которая предполагает возможность дальнейшего диалога. Можно ли воспринимать эту церковную инициативу как своего рода ответ на Открытое обращение музейного сообщества к руководству РПЦ?
Лев ЛИВШИЦ: Конечно же, это в каком-то смысле ответ. Ожидаемый, надо сказать. Такой, что «мы - свои, мы - ласковые, мы хорошие и никого ничем не хотим ущемлять. Хотим, чтобы все было по справедливости»…
RP: Наверное, это уже неплохо. Однако, буквально за три-четыре дня до того, в эфире ТВ Союз прозвучало достаточно скандальное выступление прот. Всеволода Чаплина, в котором он указывал на то, что защитниками культурных ценностей «движет корысть» и выражал надежду, что народ с этим сам «разберется». Тем не менее, на круглом столе, который проводил о. Всеволод, он выступал перед теми самыми «продажными» директорами уже удивительно корректно…
ЛЛ: К сожалению, это вполне в духе в наших лучших коммунистических, советских традиций – вот так, без называния имен, без приведения конкретных фактов, без упоминания конкретных музеев направить все на то, чтобы создать нужное общее впечатление... Понятно, что такие деяния не то чтобы к вере не приводят, но и просто к добру не ведут. Ведь, таким образом в обществе культивируется подозрительность, создается повод для розни. По-моему, сейчас хуже этого придумать ничего нельзя. Потому что, когда читаешь газеты, слушаешь радио, то понимаешь, что в раздраженном, живущем в постоянно напряженном тонусе обществе люди и без того готовы выцарапать друг другу глаза. Ни в какой сфере, куда ни обернись, достойного консенсуса между людьми не достигается. И тут, казалось бы, церковь могла сыграть свою главную в социальном плане роль - роль примирителя, призывающего к терпимости, к миру, к взаимоуважению и любви. Так, нет!
RP: Но, тогда сразу возникает вопрос о мотивации: если это делается «просто так», то выглядит, как минимум, столь странно, что дальше некуда. А в то, что «специально» – как то не очень хочется верить…
ЛЛ: … и не хочется договаривать того, что любому разумному человеку в таких случаях сразу придет на ум. Но, даже если исходить заведомо из самых лучших ожиданий, из самых уважительных посылов, то невольно возникает предположение, что кому-то это надо. Что есть здесь прямая политическая, либо какая-то другая корысть. Так, как выступал о. Всеволод, - так в приличном обществе не говорят. А тем более, когда такое говорится после вполне доброжелательного, корректного и обоснованного серьезными причинами письма с призывом к диалогу, к миру.
RP: Увы, но на фоне подобных нелепостей все время возникает досада по поводу какого-то нашего хронического неумения разрешать проблемы по-человечески…
ЛЛ: Должен сказать, что в процессе того, что сегодня происходит, я стал кое-что перечитывать. В частности, перечитал недавно письмо академика Соболевского, написанное где-то в 1911-12 годах. Тогда в России шли, по сути, такие же, как и сегодня, жесточайшие споры о судьбе нашего древнего наследия, вызванные известными событиями. Речь идет о разорении ризницы Смоленского Успенского собора владыкой Павлом, которого, правда, сразу же отправили за штат. При этом сжигались и продавались ризы и прочее.
Происшествие это вызвало тогда грандиозное возмущения, и графиня Уварова - Председатель Московского Археологического общества - обратилась к Николаю Второму с просьбой рассмотреть вопрос об объявлении наиболее значимых ценностей, находящихся в распоряжении Церкви, исключительной государственной собственностью. Император наложил собственноручно рескрипт о том, что вопрос этот заслуживает серьезного внимания, и определил его для рассмотрения на Совете министров. Вопрос был рассмотрен Советом министров под председательством Столыпина, и эта идея Уваровой не прошла. Предложение встретило резкое сопротивление со стороны Министерства юстиции и обер-прокурора Святейшего Синода Извольского. Аргументация приводилась довольно серьезная. Суть ее сводилась примерно к следующему: нынешнее законоуложение Российской Империи вполне позволяет государству, не совершая каких-то особых резких изменений, которые могут вызвать в народе непредсказуемые реакции, следить за состоянием и целостностью наших ценных древностей.
Но реакция была серьезной. Объявили, что при Синоде будет создана центральная археологическая комиссия, создавались ее проекты. Проект первого в России закона об охране памятников создало МВД. Ничего подобного ранее не было, хотя, конечно, имели свои полномочия и Академия художеств, и Императорское Археологическое общество. Но специальный охранный законопроект такого рода был первым. Он долго и серьезно обсуждался, в чем принимали участие все заинтересованные стороны. Притом, против всего этого очень выступил как раз Соболевский, мотивируя это защитой интересов церкви. Кроме того, что Соболевский - крупнейший историк, лингвист, филолог и так далее, это был еще и человек совершенно определенных, категоричных взглядов. То, как развивались события в истории дальше, показало, что оппоненты Соболевского были все же правы, что с принятием закона об охране памятников разумнее было поторопиться. Но в 1914 году не успели, а потом – война.
Конечно же, если церковь сумела бы тогда занять твердую гражданскую позицию, то все могло обернуться хоть немного иначе. Всего бы, конечно, не спасли, но уберегли бы больше.
В общем, перечитывая такие документы, убеждаешься лишний раз, что история у нас имеет свойство повторяться.
RP: Но отношение к культурному наследию – это проблема «любви к отеческим гробам». Уместно ли говорить о каком-то возрождении нравственности без хотя бы ее разрешения?
ЛЛ: Это совершенно ясно, что русское общество такой проблемой болело давно. На примерах отношения к памятникам нашей культуры очень хорошо видно, что здесь и конфликт разных мировосприятий, и столкновение разных интересов, представлений. Он возник прямо с того самого момента, когда общество стало осознавать себя обществом, а не населением. Ведь было же это, когда монахи Юрьева монастыря топили в Волхове рукописи, потому что из Санкт-Петербурга должна была быть комиссия. Требовалось составлять описи, и чтобы не заниматься всей этой «лишней работой», они просто вывезли древние манускрипты и утопили в реке. Или при пресловутом архимандрите Фотии, когда в том же Юрьевом монастыре были сбиты фрески 12 века. Их куски находили при рытье траншей для прокладки дренажа еще сравнительно недавно. И никто тогда особенно не возмущался – это было вполне в порядке вещей.
RP: Но сегодня Церковь подчеркивает свою прогрессивность и часто уверяет общество, что со всем справится сама.
ЛЛ: А вы взгляните на нашу фотовыставку, посвященную состоянию памятников - это же национальный позор! В стране нет, наверное, ни одного края, ни одного городка, где не красовались бы роскошные, но полностью разоренные храмы. Но где все те, кто «сами справятся»? Где наше правительство, которое создавало бы программы? Чтобы на местах - в городских, краевых, муниципальных властях – вопрос о том, чтобы наша страна, наша земля приобрела хотя бы достойный вид, стал бы постоянной заботой…
Комментарии
с/х техники и ни одной головы скота, зато успешно реализуются земли. У Брюзгиной в собственности 181,23 гектара (стоимость по самым скормным расценкам 362 460 000 рублей!). Вот она "святость"! И никакие конституционные нормы не принимаются. Церковь отделена от государства - вот главный козырь!
необходимости в переходе на язык, понятный в определенном ключе оппонирования не возникает, когда излишняя категоричность собеседника не голословна и опирается хотя бы на минимум фактов. Вопросы, конечно, можно и снять - причем, все. Но, когда невзирая на откровенность абсурда, заведомо исходишь из адекватности оппонента, то прежде чем это сделать, хочется, все же, до того попытаться в этом убедиться... :)
много вопросов снимается, если читать тексты оппонентов внимательно и доброжелательно...
И при чем здесь семейное родство талантливейшего Художника - Дионисия с фанатичным строителем церковно-государственности Иосифом Волоцким? Это что, аргумент?
Впрочем, вполне понятно, что если фрески Юрьева "писались для монахов", то монахи же - в соответствии с бытовым произволом вправе их и сбивать:))) - "это для мене делалось, а потому хочу оставлю, а хочу изуродую"...
И с чего вы взяли, что для тех, кто решается сегодня защищать иконы и Икону православия, наследие - "сумма артефактов"? Для таковых они и есть святыня. В отличие, кстати сказать, от церковноюридических авторов проекта закона, где святыни именуются "имуществом" религиозного назначения.
Ну, а о оценке возможности определения "четкой границы между художественным и сакральным аспектом иконы", рассуждать, вероятно, нужно бы более компетентным людям. Тем, кому способность видеть это милостью Божией дана, а не лишь мнится:)
К сожалению, в результате такой вот путанной "апологетики религиозной политики" и создается впечатление, что в церкви ее земную рачительность представляют именно "мракобесы и невежды", предпочитающие начальным академическим знаниям бизнес-стереотипы текущей религиозно-корпоративной идеологии...
Кстати, я отнбдь не думаю, что все музейные фонды надо немедленно передать Церкви. Я так же думаю, что в ряде случаев самой Церкви не следует проявлять излишнего рвения, и что необходимо вырабатывать какие-то формы сосуществования монастырей и музеев. Но представлять современное музейное сообщество белым и пушистым, а церковных людей - мракобесами или невеждами, на мой взгляд, означает возвращение к 18 веку в его худших проявлениях. Кроме того, это значит замалчивать и затушевывать целый ряд существенных проблем, в том числе, моральных.