НЕФОРМАЛЬНЫЙ РЕПОРТАЖ

Андрей БАСКОВ

Утреннее судебное заседание с рассмотрением уголовного дела в отношении Калистратова в Горно-Алтайском суде 20 октября 2010 года началось с опозданием. "По техническим причинам", как выразилась судья Марина Соколовская, к делу приступили на полчаса позже назначенного времени. Быть может и потому, что прокурор Яимов объявил, что статья 282 УК РФ – "аморфная, поэтому конкретизации не требует", что предоставляло суду само собой разумеющиеся преференции:хочешь - суди, хочешь - не суди. Абсурдным суждением, за которое зачета в юридических ВУЗах не ставят, прокурор поделился с окружающими во время предварительного судебного заседания. Но это могло означать лишь одно: неважно, найдет суд какие-то доказательства выдвыгаемым нами обвинениям или не найдет, значения не имеет, потому что сам факт обвинения означает, что подозреваемый виноват.

Тем не менее, судебную процедуру в заседании старались все-таки соблюдать.  Калистратову были разъяснены его права, после чего он заявил свои ходатайства о возможности на процессе присутствия журналистов и записи происходящего на аудио- и видеоносители. Вообще-то, открытое судебное разбирательство не предусматривает для того никаких запретов, но ходатайство судьей было отклонено, что с точки зрения процессуального законодательства выглядит мягко выражаясь сомнительно.

Адвокат Шипилов заявил ходатайство об исключении доказательств по обыску, которые были получены с нарушениями закона, и судья снова изящно отклонила таковое, оставив без рассмотрения, "как заявленное преждевременно", что подсказал ей активно возразивший против ходатайства прокурор.

По тем же основаниям было отклонено и третье ходатайство адвоката Чимирова, который просил суд исключить из рассмотрения экспертизы, порядок проведения которых жестко регламентируется Уголовно-процессуальным кодексом, решениями Конституционного суда и Пленумами ВС. Но прокурор сообщил, что ему надо исследовать все эти основания, а это требует времени, и суд послушно оставил ходатайство без рассмотрения.

Ходатайство, заявленное защитой о приобщении материалов и доказательств невиновности подсудимого тоже вызвало сопротивление прокурора, однако судья документы к делу приобщила. Но, если вспомнить о заведомом "приговоре" прокурора, то ситуация, где доказательством больше - доказательством меньше, определялась совсем другими основаниями. Тем более, что на просьбу защиты вызвать в суд "экспертов" Араеву, Шипшина и других, сочинявших обоснования обвинения, суд тоже отказал. Как отказал, конечно же, и в ходатайстве об истребовании экспертиз специалистов на заказные "экспертные заключения" безграмотных лиц, которых суд не решается вызывать в процесс. Тем не менее, сами "заключения" персон, которых судя по всему, суду не хочется даже показывать в процессе, судья к делу, пусть и постоянно переглядываясь с прокурором, словно ища его одобрения, все же приобщила.  

Ну, а далее, начав с зачитывания обвинительного заключения, прокурор приступил к "зомбированию" зала. Когда бумага, по которой Яимов читал текст, была  отложена, и началась свободная импровизация, то это выглядело бы достаточно смешно, если происходило на сцене "театра абсурда", но не в зале суда.

Оратор долго рассказывал о том, как когда-то христиане предпринимали жестокие крестовые походы, пытали и жгли людей в период инквизиции. О том, насколько все это дико и ужасно выглядит теперь, когда подобные ужасы остались в прошлом. Но что же видим мы в нашем светлом настоящем? Кто эти ужасные Свидетели Иеговы? А это они – те самые "инквизиторы" и "крестоносцы", каким-то чудом затесавшиеся в светлые ряды трудового населения…

Затем, вероятно исчерпав все свои представления о темном прошлом и религии, прокурор осудил Свидетелей за … высоконравственный образ жизни! То есть, за то, что они не пьянствуют, не развратничают. Но оставаясь, скорее всего, под воздействием собственных предыдущих речей, оригинальный обвинитель не додумался приписать им хотя бы притворство – он заявил, что моральная чистоплотность верующих… задевает чувства безнравственных людей.

Увы, но писателей-сатириков на процессе не присутствовало, и оценить черный юмор государственного обвинителя было некому. Приставы все более затяжно зевали, а один и вообще вздремнул. Когда же по окончании прокурорского выступления судья спросила обвиняемого, понятно ли ему обвинение, тот честно ответил: "Нет, не понятно. Суть и основания того, в чем же меня обвиняют, не смотря на мое знание русского языка, на котором это написало, остаются мне неясны…".

На этом судья объявила перерыв в рассмотрении, и удалилась. А у присутствовавших на этом странном заседании людей, не участвующих в антикультистской кампании по преследованию верующих, осталось то самое странное чувство, которое испытывали, вероятно, все верующие люди в годы большевистских гонений в период советской власти. Чувство полной беспомощности в ситуации, где запущенная кем-то машина, упивается своим пренебрежением к закону, морали, здравомыслию. Причем, делает это автоматически – бездумно и неосмысленно.