На самом излете времен "застоя" было признаком хорошего тона припоминать фразу Антуана де Сент-Экзепюри "Достаточно услышать народную песню пятнадцатого века, чтобы понять, как низко мы пали!" Однако такое обстоятельство, что это довольно быстро стало модным, в то время как-то не очень смущало даже самых щепетильных из наиболее просвещенных людей, не склонных мыслить стереотипами. Беда в том, что правдивая метафора очень хорошо отображала состояние духовного голода среднего образованного россиянина той эпохи. Она не грешила не только перед истиной, но и перед правдой сиюминутной жизни. Мы прекрасно сознавали то, что нам всем все острее и острее не хватает чего-то очень существенного, чего-то отнятого неизвестно кем и когда. Поэтому искали отдушины – каждый по-своему и каждый в своем...
Религия, искусство, дикая природа и недосказанность нашей истории были, пожалуй, основными сферами, в которые иной раз очертя голову бросались люди, не столько понимая, сколько "чуя" причину необъяснимого душевного голода. Не отдавая себе отчета в том, впрочем, что таким образом рано или поздно неизбежно проявляется в поколениях отсутствие связи между ними - связи не столь непосредственной, что существует между отцами и детьми, а почти бесконечной, уходящей в глубь времен – связи со своей Культурой.
Как ни парадоксально, но неодолимая, острая подсознательная нужда в такой связи способна неожиданно врываться в нашу жизнь, способна стремительно поднимать целые народы к вершинам их культур, либо так же внезапно опускать их на уровень варварства. Совсем недавно – еще в последние застойные годы, мы даже не догадывались об этом, потому что тогда только формировалась мечта. Не догадывались и позже, уже после обрушения системы, но уже оттого, что ничто, вроде бы, не мешало воплощению нашей мечты. Но в тот момент вся страна с упоением пустилась "во все тяжкие".
Наверное, этот момент и был переломным, определяющим ту сторону, в которую качнется народ, а с ним и вся страна на годы вперед. В конце концов, это произошло и "лодка отплыла от берега", договариваться на котором до того было как-то недосуг. Ну, а теперь перекраивать маршрут стало поздно. После убийства Александра Меня, выхода отечественного околоцерковнго бомонда на международный "черный рынок" антиквариата и Первой чеченской войны, начавшейся после истории с "чеченскими авизо", было уже несложно с достаточными к тому основаниями прогнозировать наиболее вероятные извивы будущего пути.
Сегодня тоже модно вспоминать слова Экзепюри. Правда, кроме этого, в моду вошло многое из того, что когда-то и не снилось. С частотой нынешнего обращения к понятию "духовность" может поспорить разве, что вездесущий мат, который мирно соседствует с обретенной таким образом "духовностью" в лексиконе многих "проповедующих" ее широко известных публичных деятелей. Поэтому, сентенцию о глубине падения, с которой мы начинали, теперь корректней использовать скорее, как иронию: оставаясь истинной, она перестала быть правдивой. В массе своей люди в нее не верят, так как не отдают отчета в том, на каком уровне "падают", не сознают этого падения, в отличие от своих предшественников последних десятилетий советских времен.
В продолжающемся споре о судьбе культурного наследия, с той и другой стороны в ход идет немало аргументов, которые основной массой населения таковыми не воспринимаются. Дело в том, что в большинстве своем нынешнее общество имеет очень приблизительные представления о культурном наследии России, которое является предметом спора. Но еще менее удовлетворительные представления бытуют о дореволюционном и советском периоде истории самого этого наследия – о перепетиях его судьбы, о находках, хранении и реставрации. Наконец, о роли в том, что происходило с драгоценными свидетельствами отечественной истории различных политических руководств, государственной, а затем "подгосударственной" православной церкви. Да и просто людей - отдельных личностей и профессиональных сообществ.
Если попробовать представить себе умозрительное "общество", которое не интересует собственная история и культура, то оно вряд ли могло бы рассчитывать на уважение. Однако, драматичность ситуации России в этом плане имеет совершенно иные причины. Наших соотечественников никогда нельзя было упрекнуть в отсутствии такого интереса. Однако, удовлетворение его интереса всегда происходило не столько благодаря изучению истоков, сколько за счет внедрения в общественное сознание разного рода мифологем, обязанных своим происхождением тем или иным политическим нуждам текущей власти. Такая ситуация наблюдалась как до октябрьского переворота, так и с первых же лет советской власти, которые стали первым опытом использования массовой пропаганды, квалифицируемой сегодня как тотальное идеологическое зомбирование. Мифологемы советских времен, конечно, заметно отличаются от тех, которые внедряются в сознание общества сегодня. В ряд современных, в частности, попадают теперь и новые мифы, относящиеся к советскому периоду нашей истории, которые оказались востребованы при попытке формирования новой тоталитарной идеологии на культовой основе.
В соответствии с ними советский период представляется досадной ошибкой истории, для исправления которой достаточно просто вернуться к модели "давних времен", осененной "исконной святостью православной Руси". Такой возврат, именуемый среди политологов "реваншем", в свою очередь, предполагает опору на мифологемы, сохраняемые в качестве околоцерковного фольклора о "Святой Руси". Единственным источником блага здесь представляется "единственно правильная вера", аккумулированная в идеологии религиозной организации, сотрудничающей с нынешним руководством государства.
Упрощенная концепция недостоверных сведений о прошлом России включает в себя и вполне определенные представления о культурном наследии. Его источником предлагается считать религиозную организацию, являвшуюся до 1917 года государственной структурой, а затем уничтоженную большевиками для создания взамен новой структуры, наследницей которой и является современная Русская православная церковь Московского патриархата. При происходящем сегодня перенесении всех прав дореволюционной церкви на современную РПЦ МП, формируется новый миф, в котором факт использования церковью в прошлом не собственного, а государственного имущества замалчивается. Вот, на таком основании и формируется сегодня общественный стереотип представлений о некоем исключительном праве данной религиозной организации на памятники отечественной культуры.
При этом, отдельно предпринимается еще и попытка демонизировать отношение к культурному наследию со стороны профессионалов музейного сообщества. Им приписывается если не "кощунственное", то как минимум "небрежное и недостойное" отношение к фактически спасенным ими коллекциям, овладеть которыми намерена сегодня РПЦ МП. Это еще один из новых мифов, спешно формируемых сегодня современными пропагандистами в общественном сознании, чтобы заполнить пробелы в представлениях об истории музейного дела в России.
Однако, существуют и достоверные свидетельства о том, как на рубеже 19-20 веков наше общество впервые столкнулась с самым настоящим откровением. В дальнейшем оно получило название великой Русской культуры, представления о которой вновь искажаются сегодня клерикальной пропагандой. Для восполнения досадного пробела в знаниях о том, как это происходило, ReligioPolis предлагает своей аудитории ознакомиться с главами из книги искусствоведа В.Н. Лазарева (1897-1976) "Русская иконопись от истоков до начала XVI века".
ReligioPolis
