ОПЫТЫ: Тягостные проблемы со словами

Тягостные проблемы со словами

Наши новые друзья полюбили Святослава. Они любили его не как младшего брата, а как любят волнующие сны, талисманы, семейные легенды. Если для младшего брата старшие делают больше, чем для других, но не все, что тот просит, то Святу наши друзья не отказывали ни в чем . В их преданности ему  не возникало даже коротких замыканий, как это бывало с преданностью, которую они чувствовали ко мне.

Я был для них ветром, освежающим, но продувающим насквозь, а Святослав – яблоневым деревом в цвету, радостным для глаз и обещающим сочные фрукты. Я сдувал мечты, в которые они кутались, а те, разлетаясь, оседали на моем сыне. Его юность казалась им идеальной. В ней имелось много из того, что не состоялось в их собственной жизни – как минимум, дружба с отцом, незаметно делающим прививки от вредных привычек и ненужных желаний. Мой сын, яблоневое дерево, цвел в безопасности, созревал без помех, ему хватало пространства, солнца и питания, ему повезло с садовником – так это им виделось.

Свята привлекал огонь. Это он стал зажигать костер задолго до ужина. На этом костре мы варили уху, а потом устраивались вокруг него на ужин.

Когда смотришь в  огонь, хочется говорить о сокровенном. Когда открывается сердце, полнее дышит душа. Когда полнее дышит душа, заметнее “десятое чувство”. Ради этого мы собирались каждый день у костра и просиживали там до ночи. Скоро к нам стали присоединяться другие:  рыбаки, приплывавшие сюда на катерах, и люди из окрестностей, что-то о нас прослышавшие.

Святослав называл происходившее у костра  "костерством", с ударением на последнем слоге, как в словах "мастерство" и "естество". Неуклюжее и корявое, оно нам, шестерым, понравилось. Но только нам. В округе наши вечера у костра стали называть “сходами”. На Рыбацкий пляж приходило все больше людей, и они перенимали друг от друга это слово.

Ни Святослав, ни я этому не сопротивлялись, а вот Яша держался воинственно. Если кто-то спрашивал его, к примеру: "У вас сход каждый день?" - или, допустим: "Много народу собралось вчера на сходе?" – он делал вид, что не понимает, о чем речь. “Какой еще “сход”? Нет здесь никаких “сходов”. У нас здесь каждый вечер проходит костерство”, - говорил Яша.

Но его отпор не помогал. И в этом случае, и в других проявлялось всеобщее сопротивление новым словам.

Я не помню в своей профессиональной деятельности проблем, которые были для меня так же тягостны, как те, что возникали теперь со словами. Мой сын и наши четверо друзей относились к ним легче, однако общение с посетителями “сходов” заставляло и их углубляться в семантику.

 Когда их спрашивали: "Кто вы друг другу?" – все они испытывали замешательство. Раз, дождливым вечером, когда мы были только вшестером и сидели в катере братьев Симиных, возник тот же вопрос.

"Ну как кто?! Друзья, конечно", - сказал убежденно Андрей, поскольку мы к тому времени уже перешли на "ты" и стали тесной компанией.

Петр спросил меня: "Ну а ты что скажешь, Владимир?"

"Случайные встречные", - ответил я и увидел на четырех из пяти лиц разочарование: братья Симины и близнецы Завьяловы воспринимали Случай не так, как я.

Случай – это не закон природы. Случай  не подвластен никаким законам. Он в них вмешивается, он их попирает. За ним - неизвестно чья воля. Как-то раз я вдумался в эти общеизвестные истины, и у меня захватило дыхание. С тех пор я пишу Случай с  большой буквы.

Лишь Свят меня тогда понял и, не вынося возникшую заминку, предложил:

"Давайте назовемся  “костерным обществом". Сокращенно это будет "Кобщество".

"Кобщество", еще одно новое название, опять же всем понравилась. Оно было зеркальным, но со вмятиной, ясным, но с зазубриной, прозрачным, но с поволокой, а главное - оно было единственным на свете. Правда, единственным на свете было и слово “костерство”, но “кобщество”, в отличие от него,  не вызывало трудностей артикуляции,  и потому имело больше шансов привиться в общем речевом  обиходе.

“Ну а главное, - сказал я, - "кобщество" хорошо передает то, что именно происходит на Рыбацком пляже".

"И что же это такое?" – спросил Андрей с ухмылкой, дававшей понять, что он еще не простил мне "случайных встречных".

"Общение", - ответил я.

"Общение – только и всего?" – спросил в недоумении Яша.

"А разве это мало при разобщении?"

"Ты это о ком?  - спросил Петр. – Надеюсь, не о нас?"

"И о нас тоже".

“Вот тебе и на! – воскликнул  Ваня. - А нас-то что разобщает?”

"То же, что и всех. Мечты".

“Вот тебе и на! – снова воскликнул Ваня. - Это почему же?”

“В них много эгоизма”.

"Что ты все о мечтах и мечтах?! При чем тут мечты? – взорвался Петр. - Есть общее – значит есть общность, а когда каждый свою палку гнет – тогда разобщение. Все просто."

Я спросил Петра, что он подразумевает под "общим", и оказалось, что он имел в виду самое разное: желания, прошлое, цели, ценности. При высвечивании значений в этом "общем" рано или поздно обнаруживался сухой и рыхлый слой. Стоило его тронуть –  он рассыпался как пыль, и открывалась пустота. И то "общее", что потом называли Андрей, Ваня и Яша, также не выдерживало семантической проверки , если было чем-то умозрительным. Что ее выдерживало – это солнце, земля, ее воды, воздух  и "что-то",  что дышало во всех нас.

А.Авилова. «Очередной мессия и его сын» 

Продолжение следует...

Добавить комментарий